Период руководства российским военным ведомством А. Сердюковым в 2007–2012 годах всеми подвергнут во многом справедливой критике. Однако следует соблюдать объективность. Именно при нем был сделан правильный вывод, что «с такой армией дальше жить нельзя», — события 2008 года на Кавказе это наглядно продемонстрировали.
Далее мы начали двигаться к «новому облику» ВС, но его внятного видения никто не представил. Двигались словно наугад. Программы вооружения с этого периода ограничивались просто приобретением новых образцов взамен морально устаревших. Для какой войны, для каких операций все это планировалось и закупалось, было непонятно. Ну а если нет обоснования, для чего все это делается, то и все последующие шаги вызывали и вызывают до сих пор неоднозначные оценки.
Проведенное укрупнение военных округов и их нарезка не очень удачны. Особенно это видно по Западному ВО: его южное крыло явно претендует на самостоятельное оформление и в организационном, и в оперативном плане. Передача округам всех функций управления видовыми объединениями ВВС и ПВО спорно в части децентрализации ПВО всей страны.
Европейцы и американцы строят системы ПВО и ПРО на континентах под единой вертикалью управления, а мы фактически разрываем единое прикрываемое пространство и управление на части. Это тем более опасно в условиях вероятного отражения «мгновенного глобального удара», о котором американцы упорно говорят в последнее время.
Отказ от дивизий и полков и их замена на бригады были, видимо, обоснованы необходимостью улучшения управления и мобильности, а также подобной трансформацией в ВС США. При этом как-то упустили из виду, что «облегчение» сухопутных соединений в армиях США и их союзников происходит в рамках единых концепций современных боевых операций, в которых решающее значение в поражении противника переходит от сил общего назначения к морским и авиационным группировкам. Кстати, это заметно и по основным типам вооружений сухопутных войск, которые американцы не торопятся заменять на новые образцы, а модернизируют до пятых–седьмых уровней обновления.
Серьезным испытаниям подверглась вся вертикаль военной науки. Ликвидации, укрупнения, объединения, штатные изменения и т.д. затронули все военно-научные организации и учреждения МО РФ. Изменение мест дислокации и массовые сокращения не способствовали концентрации научной мысли на новых прорывных работах и инновационных идеях.
Может быть, они придут позже. А нужны уже сейчас. Инициаторы и организаторы столь крупных изменений в российском военном строительстве в тот период не предполагали, какая обстановка сложится вскоре и какие задачи придется решать руководителям, пришедшим им на смену в 2012 году. А могли бы и спрогнозировать.
Мы подошли к современному этапу противостояния, способного перейти в горячую фазу в региональном формате.
Считается, что говоря о современном состоянии российской армии и ее реальных возможностях в вероятном противостоянии с войсками западной коалиции во главе с США, следует оперировать большим объемом информации в основном закрытого характера. Но на самом деле это не совсем так. Знание методик, профессия и опыт компенсируют информационный дефицит. Факты могут сбить с толку неискушенного пользователя, но они же и подтверждают или опровергают тенденции.
Секреты пусть остаются тем, кто их создает, а практическая деятельность всегда обнажает любые тайны. Если противник мало важного про вас знает, то это делает его более агрессивным, и наоборот, если он в курсе ваших реальных возможностей, то будет более сдержанным. Возможно, из-за этого Владимир Путин демонстрировал миру мультфильмы с новейшими гиперзвуковыми разработками России. Но американцы как-то не особо удивились, видимо, они что-то знают. Или имеют что-то свое, о чем мы не знаем.
Новому министру обороны досталось проблемное наследство без четкого плана реформ. Это подтверждается его шагами по исправлению ряда уже реализованных решений. Стали восстанавливать дивизионные и полковые звенья в Сухопутных войсках и ВВС (впоследствии ВКС), воссоздана правильная последовательность военного образования. Хотя, конечно, легче было бы свести существующие бригады в дивизии, а не объединять батальоны в новые полки.
Развернувшееся и усиливающееся информационное противостояние — предвестник любых конфликтов. Уже можно констатировать, что Минобороны активно включилось в проведение информационно-психологических операций, фактически не отличающихся от военного времени. Только у этого процесса есть оборотная сторона. Организаторы могут увлечься подобным контентом и поверить в его содержание.
Надо быть аккуратнее с утверждениями типа «…не имеют аналогов в мире…», «…это самая сильная дивизия в мире…», «…американцы в панике от военных наших мер…» и т.д.
Принята Государственная программа вооружения до 2027 года. В ней много интересного, но она не может быть самоцелью. Госпрограмма должна преобразовать способы действий войск на основе передовых технологий, а не воспроизводить прежние шаблоны и лекала. Не стоит надеяться, что создание критической массы современных вооружений автоматически простимулирует появление новых способов их применения, как было когда-то. Сейчас это опасное заблуждение.
Такой эволюционный подход способен превратить нас в лузеров.
Принимаемые на вооружение новые образцы и системы в совокупности с организационными мерами говорят о том, что мы увеличиваем ударную силу Сухопутных войск в интересах проведения операций оперативными и оперативно-стратегическими объединениями, а формирование (воссоздание) танковых армий свидетельствует о наступательном характере будущих операций на подходящих для этого театрах военных действий. Другими словами, мы прилагаем значительные усилия, чтобы восстановить наши прежние возможности. Между прочим, когда-то наши танковые армии подвигли американцев к разработке приемов и способов для «борьбы со вторыми эшелонами», и с этого началось все то, чем они сейчас располагают. Против нашего массирования сил и средств они придумали свое массирование огня, превосходящего по плотности и точности наши нормативы в несколько раз.
В этом принципиальная разница наших взглядов на оперативное искусство.
Наше традиционно строилось на высоких темпах наступательных действий, поддерживаемых постоянным наращиванием усилий войск за счет вторых эшелонов и резервов и расходом боеприпасов в соответствии с установленными нормативами и плотностями поражения.
Для американцев же фактор времени и темпов не играл особой роли (следствие войн на чужих территориях), главное — это маневр выделенными войсками и средствами и полное по факту огневое поражение противостоящего противника.
Мы продолжаем насыщать свои боевые порядки тяжелыми радиолокационно-контрастными боевыми системами еще и для поддержки танков и еще более уплотняем тем самым боевые порядки. Интересно, кто-нибудь посчитал варианты плотностей огня штатного вооружения существующих подразделений на дальностях от 1,5 до 5 км по рубежам, по видам оружия и по калибрам? И как эти плотности изменятся при поступлении новых образцов? Есть ли разница и насколько она принципиальна?
Видимо, мы по-прежнему рассматриваем как основной вариант прямое огневое столкновения с вероятным противником. Это то, на что рассчитывал в свое время Саддам.
У него дважды не получилось, потому что не могло получиться в принципе.
Военное дело ушло далеко вперед. Американцы воюют принципиально по-другому. Если же ими будет реализована еще тема управляемых стай «барражирующих боеприпасов», то представить картину будущего тактического боя становится практически невозможно. Роботизированные наземные комплексы в принципе ничего не изменят, отделят человека от средств применения и дополнительно нагрузят эфирное и сетевое пространство, где уже будет свое противоборство, свои победы и поражения, парализующие эти боевые системы.
Ближайшие вооруженные столкновения становятся, по сути, противоборством пунктов и центров боевого управления и командных систем в целом. Поэтому, чтобы реально оценить с этих позиций свои возможности и шансы в будущих сражениях с большими армиями, надо реально представлять возможности этих систем. Для этого Верховному не обязательно посещать командно-наблюдательные пункты и через бинокль оценивать боевые возможности батальона или бригады. Достаточно побывать на трех рабочих местах в Центрах боевого управления оперативного звена, и все будет понятно, готовы мы или нет.
Военная мысль должна идти впереди производства «железа», улавливать тенденции (если пока не получается их формировать) и определять направление оперативных и оперативно-стратегических разработок. Сейчас остро необходимы не столько массы оружия, пусть даже самого современного, сколько свежие предложения и идеи по способам его применения и характеру действий войск в новых войнах, из которых родится новая концепция — «инновационная операция».
По большому счету, в современном военном искусстве были только две по-настоящему революционные идеи, повлиявшие на ход и способы ведения войны, — это германская теория «блицкрига» и советская концепция «глубокого удара».
Ядерное оружие лишь внесло коррективы в параметры создаваемых группировок и темпы ведения боя, сражения (если не считать, конечно, существенных изменений поведенческих стратегий государств и коалиций в мировом военно-политическом соперничестве). Последние американские «новшества» — это, по сути, развитие тех же принципов, но уже с учетом новых технологий поражения и управления войсками и оружием через «единое информационное пространство боя». Но данные идеи уже практически исчерпали весь свой потенциал.
Поэтому происходящую революцию военного дела следует рассматривать как процесс, при котором произойдет качественный переход от действий войск в форме «глубокой операции» и ее усовершенствованной американской версии, известной как «воздушно-наземная операция», к принципиально новому типу действий войск. Кто это сделает первым, тот получит решающее преимущество. Мы же пока по-прежнему пытаемся набрать силу в прежней системе координат, где полными хозяевами являются наши партнеры, они же вероятные противники. Подаренный им гандикап в полтора десятка лет уже не отыграть.
Сейчас президент, он же Верховный главнокомандующий, в понимании военных вопросов во многом зависит от трех конкретных лиц и структур, которые они возглавляют. Это министр обороны, вице-премьер по вопросам ОПК и глава «Ростеха». От глубины понимания ими последних тенденций в сфере вооруженной борьбы во многом зависит будущее страны, ее целостность и жизненные перспективы. От того, какие взгляды и настроения возобладают в этой четверке, зависит наша обороноспособность. В российской системе военного и военно-промышленного управления не так много площадок, на которых можно было бы сосредоточить творческую работу от рождения самой идеи до разработки концепции. Тут очень велика роль личности, целостная картина вызревает, как правило, в 2–3 головах главных интеграторов идей.
Если руководствоваться разработанной матрицей будущих инновационных действий войск, то страна с высокой вероятностью убережется от шараханий и ошибок в определении требуемых критериев для систем вооруженной борьбы. Но если в борьбе идей победит производственная конъюнктура и диктат промышленников (порой оправдываемый социальной ответственностью), то мы и дальше будем тратиться на придумывание новых танков с поддерживающими их машинами. А могли бы с успехом модифицировать последний удачный образец еще лет 10–15, до того момента, когда на смену танку должна будет прийти принципиально новая универсальная машина поля боя.
В современных условиях система передовых взглядов не может родиться в закрытой структуре.
Она обязательно проявится на стыке последних инноваций в бизнес-среде, информационных технологиях, социальной психологии и т.д. Многие методы вырастут из практического применения технологий завоевания рынков и управления финансовой и товарной экспансиями при освоении новых географических и производственных направлений. Интеграция таких бизнес-моделей с адаптированными военными приемами, переложенными на математические, визуально наглядные модели, даст толчок к пониманию новых форм действий войск.
Осуществить такую работу только в рамках Минобороны вряд ли возможно. Генеральный штаб всегда будет планировать свои операции исходя из имеющихся ресурсов, ждать от него чего-то другого не следует. От генералов и офицеров, воспитанных на существующей системе боевых уставов, нельзя требовать невозможного. Инновационная идея скорее может прийти от какого-нибудь профессионального геймера, увлеченного своими игровыми фантазиями и вдруг открывшего необычное логическое решение военно-игровой задачи.
Военным же необходимо побороть в себе стереотипы инерционного мышления и не бояться применять воображение. Почему 60-летние американские военачальники быстро схватывают суть всех нововведений типа всякого рода «сетецентризма», цифровизации, «цифровых штабов», интеллектуальных боевых систем и т.д. и уже сами активно руководят этими направлениями? Потому, что изначально в военно-промышленном сообществе США удалось создать атмосферу нужности революционных нововведений и погрузиться в нее.
Сегодня США владеют стратегической инициативой с возможностью стратегических перебросок в масштабах оперативно-стратегических объединений. Пентагон имеет решающее превосходство по соотношению основных показателей вооружения и боевой техники, а также по людским ресурсам организованного резерва даже без учета коалиционных объединений. Американцы располагают широкой сетью передовых центров и пунктов базирования и выбирают по своему усмотрению регионы приложения военных усилий.
Нашим военным, как и положено профессионалам, всегда следует исходить из того, что вооруженное столкновение с американской военной машиной в какой-либо форме вероятно.
При этом, принимая решение на любые ответные, встречные или превентивные действия, следует учитывать, что вероятный противник сегодня обладает современными и передовыми оперативными концепциями, прошедшими апробирование в ряде крупных конфликтов. Его командные кадры высшего и среднего звена имеют богатый боевой опыт применения группировок сил и средств в оперативном и оперативно-стратегическом масштабах.
На мировой шахматной доске наши конкуренты играют белыми. Черные тоже иногда выигрывают, при условии фатальной ошибки белых или благодаря сильному ходу. На ошибки противника надеяться не следует, а вот придумать сильный и неожиданный ход необходимо. Пока же, если следовать шахматной фразеологии, следует активно маневрировать, не ввязываться в размены и не подставляться. Ибо рискуем проигрышем всей партии.
Владимир Денисов,
бывший заместитель секретаря Совета безопасности РФ,
ветеран военной разведки, полковник в отставке