Родная моя стодвадцатка
Строевой смотр
Весна 1992 года, времена непонятные. В 120‑й нашей гвардейской мотострелковой дивизии все идет по плану. Правда, офицеры шутят: действуем по плану, который утерян. Советского Союза уже нет, мы то ли независимые и сами по себе, то ли находимся в составе объединенных вооруженных сил стран Содружества Независимых Государств.
В один из весенних дней в нашем мотострелковом полку командир дивизии проводил строевой смотр, посвященный переходу на летнюю форму одежды.
Я опытный воин, к таким мероприятиям был готов всегда. На этот случай у меня было припасено все новое. Новая фуражка, рубашка, галстук, китель, брюки, сапоги, портупея и точно такая же офицерская сумка. Комар носа не подточит! В парикмахерской коротко постригся, да так, что у меня затылок сверкал.
Перед началом построения на плацу я был совершенно спокоен. Не радовало только то, что (по опыту предыдущих смотров) стоять в строю придется несколько часов. А это очень утомительно.
…Под барабанный бой офицерский состав был отведен от солдатского строя на несколько шагов и разделен по воинским званиям и должностям. В шеренге старших офицеров я стоял крайним слева. Получалось, что осмотр внешнего вида командир дивизии начнет с меня.
— Молодец! — предварительно осмотрев меня, сказал командир полка. — Ты задашь хороший тон мероприятию.
Когда ко мне подошел комдив, я представился ему и доложил, что жалоб и заявлений не имею. Мне пожали руку.
— Предъявите документы. Так, удостоверение личности. Воинское звание, должность соответствуют… Карточка учета доз радиоактивного излучения имеется… Карточка-заменитель на получение оружия тоже… По орденской планке вижу, что были в Афганистане. Запись в особых отметках об этом? Присутствует. Офицерский жетон с личным номером? Спасибо.
Я по-прежнему был спокоен: не первый строевой смотр в моей жизни.
— Ну что же, — сказал генерал, — теперь начнем осмотр вашей полевой сумки. Опись содержимого есть?
— Так точно!
Командир дивизии посмотрел по сторонам:
— Начальник штаба полка. Записывайте недостатки.
— Есть!
«Да ничего вы у меня не найдете», — с небольшим злорадством подумал я.
— Так. Компас вижу, циркуль-измеритель, курвиметр, офицерская линейка, ластик, рабочие тетради. Фломастеры? Стоп. Товарищ майор, а если вы будете наносить обстановку на топографическую карту в поле и пойдет дождь? Фломастеры ведь потекут!
— Товарищ генерал! На этот случай у меня имеются карандаши. Набор из двенадцати цветов.
— Покажите, заточены ли они.
Я открыл коробку.
— А если карандаши поломаете?
— Вот точилка.
— Так она стержни ломает.
— Моя не ломает, но про запас, на всякий случай, у меня есть острый перочинный нож.
— Вижу… А фонарик с запасными батарейками?
— Пожалуйста.
— Включите фонарик.
Я включил. Все было нормально, фонарик светил. Командир полка смотрел на меня с благодарностью.
— Начальник штаба, — сказал комдив, — приготовьтесь записывать. Сейчас мы вставим в фонарик запасные батарейки, а они будут использованными…
Про себя я улыбнулся: а вот и нет, новые у меня батарейки. Вставили. Фонарик снова светил ярко-ярко.
— Так, а если вы захотите написать письма своим родным, то конверты с чистыми листами бумаги у вас есть?
Я показал.
— Так они же без марок!
— Товарищ генерал, полевая почта письма принимает без марок, но на всякий случай у меня даже конверты авиапочты имеются.
— Молодец! Переходим к вашему внешнему виду. Кругом! Пострижены хорошо. Но что-то мне ваша фуражка не нравится. Уж не в ателье ли под заказ шили?
— Никак нет! Я ношу ту форму одежды, которую мне Родина выдала, — вытянувшись в строевую стойку, доложил я.
— Головной убор — снять! Где должны находиться нитки с иголками?
— Справа или слева под налобником, — подняв дерматиновую полосу внутренней части фуражки, показал две иголки с намотанными на них нитками — зеленой и белой.
— Длина ниток?
— Восемьдесят сантиметров. Измерял лично.
— Разматывать и проверять не буду. Верю на слово. А если вам не зеленые, а черные нитки понадобятся?
Я показал левую сторону фуражки. Там тоже были две иголки и нитки, но только черные и белые.
— Продолжим, — сказал генерал. — Галстук и рубашка у вас новые. А есть ли на галстуке зажим?
— Так точно!
— А на каком расстоянии он должен быть?
— Между третьей и четвертой пуговицами.
— Расстегните китель…
Пока все складывалось довольно неплохо.
— Ну-ка, ну-ка! Повернитесь, пожалуйста, — командир дивизии потрогал сзади воротник моей рубашки. — Что это такое? — спросил он и показал мне малюсенький, размером меньше чем спичечная головка кусочек ворса. — Это катышек! Непорядок. Ваша рубашка к смотру не готова. Записываем первый недостаток.
Я про себя выругался. Как же я мог это пропустить! Ведь нас про эти катышки, которые являлись «коньком» генерала, предупреждали несколько раз!..
— Идем дальше, — и генерал линейкой проверил размещение моих звездочек на погонах и нагрудных знаков.
Все расстояния до миллиметра соответствовали «Правилам ношения военной формы одежды».
— Переходим к портупее. Новенькая. Все медное сверкает. Почистили хорошо. А что будете делать, если медь вдруг потускнеет?
Я достал из кармана брюк маленький целлофановый пакет, в котором был кусочек пасты «Гойя» и смазанная ею тряпочка. Вдруг генерал проговорил:
— Где вы взяли эту портупею?
— На вещевом складе полка месяц назад получил.
— А почему вы ее не привели в порядок?
Я не мог ничего понять. Но комдив мне объяснил, что портупея эта устаревшая. Такие в СССР производились до 1960 года. На ней вместо одного тренчика — три, два из которых предназначены для ношения кортика. Потом кортики у офицеров в Сухопутных войсках отменили. Поэтому один тренчик и соединяющую его с наплечным ремнем кожаную полоску надо аккуратно отрезать.
— Пишите второй недостаток, — приказали начальнику штаба, — у товарища майора портупея к смотру тоже не готова.
Затем комдив посмотрел на мои первый раз надетые сверкающие хромовые сапоги.
— Видите, наверху у голенища вверх немного выпирает узенькая белая кожаная подкладка. Это непорядок. Ее нужно закрасить в черный цвет, но не сапожным кремом — от него брюки будут пачкаться, а какой-нибудь черной краской. Правую ногу на носок — ставь! А почему вы не подкованы, товарищ майор? Ведь у вас так каблуки будут быстро стираться. Неужели было трудно две подковы найти?
Я снова выругался про себя: нашли жеребца с подковами на копытах! Раньше эти подковы только на парад требовали. Но ничего не попишешь — виноват! Настроение мое резко упало. Четыре недостатка! А новые сапоги, как оказалось, к переходу на летнюю форму одежды были не готовы дважды! Уж лучше бы майор Шелудков на строевом смотре отсутствовал по неуважительной причине — был бы только один недостаток. Спасло меня от позора только то, что такие портупеи были у половины офицерского состава, в том числе и у командира полка. Да и недостатков у моих сослуживцев было в разы больше.
Солдаты к смотру тоже оказались неподготовленными. Генерал проверил лишь двух бойцов.
— Бирки с фамилиями на противогазах вижу, на общевойсковых защитных комплектах — тоже, есть на вещмешках, фляжках, подсумках, чехлах для малых пехотных лопат. А где бирки на плащ-палатках? Все, достаточно! Полк к переходу на летнюю форму одежды не готов. Строевой смотр переносится на завтра.
Потом по этому поводу мы долго и ехидно смеялись. Какой-то шутник задал вопрос: что будет, если на наш мотострелковый полк сбросить атомную бомбу? Ответ был таков — целую неделю с неба будут сыпаться бирки…
А сразу после окончания этого мероприятия в курилке под общий хохот присутствующих двое молодых лейтенантов спели популярную в то время новогоднюю песню Барыкина, немного переделав ее на военный лад:
— Здравствуйте, товарищи! Строевой смотр переносится на завтра! На завтра!
Им подпевали хором:
— Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня! Нет, нет, нет, нет, мы хотим сейчас!
Даже в смутные времена в нашей армии не теряли чувство юмора…
Продовольственная программа
Летом того же 1992 года комдив генерал-майор Владимир Иванович Пацков собрал на срочное совещание командиров частей нашего соединения и их заместителей. Ничего хорошего от этого общего сбора никто не ожидал. Комдив был великолепный организатор, методист и руководитель, в то сложное для страны время смог сохранить порядок и дисциплину на всех уровнях, но от его новаторских идей нам приходилось туго.
— Товарищи офицеры! Кто помнит, что было в Советском Союзе ровно десять лет назад — в 1982 году?
После некоторого раздумья кто-то ответил:
— Умер Леонид Ильич Брежнев.
— Совершенно верно. А что он нам завещал?
Этого никто вспомнить не мог.
— А завещал нам Генеральный секретарь ЦК КПСС выполнение продовольственной программы. Поэтому будем работать в этом направлении. Командиры полков и их заместители могут быть свободны. За каждым из них закреплены свинарники. А вот командиров отдельных батальонов и их заместителей я попрошу остаться. Будем тянуть жребий. Они не должны остаться в стороне от важнейшей государственной задачи. Здесь уж кому как повезет. На кону стоит курятник, телятник и несколько десятков гектаров пшеницы.
В то время я служил заместителем командира отдельного противотанкового дивизиона. Жребий тянул мой временно исполняющий обязанности командира майор Женя Новаковский. Все опасались, что достанутся гектары земли. Никто даже не представлял, как, какими силами и средствами их вспахать, засеять, а потом убрать урожай.
Нам достался курятник, который мы должны были построить в районе свинарника артиллерийского полка своими силами. Девяносто девять кур и одного петуха по готовности их размещения должна была доставить служба тыла дивизии.
После замкомдива по тылу довел нам план — десять тысяч яиц в год. Время, мол, пошло!
Опыта и свободного времени заниматься такими делами ни у кого из нас не было. Ответственным за курятник назначили командира батареи капитана Павла Гончара. Паша был боевой артиллерийский офицер. Стрелять он умел изумительно. Создать фиктивный репер, провести ночную стрельбу с подсветкой и так далее для него трудов не составляло. В противотанковый дивизион его перевели с повышением на должность комбата, но он рвался обратно в артполк на самоходные установки. Дисциплину в батарее тоже держал на уровне.
Но вот с курятником у него ничего не получалось. Несмотря на то что заместитель командира дивизиона по тылу Владимир Сайко доставал где-то специальный комбикорм, надо было видеть, какие яйца несли нам наши куры! У голубей, наверное, были больше!
На курятнике постоянно жил специально назначенный солдатик из сельской местности. Ближе к зиме мы в центре курятника построили печку. Курицы и петух постоянно сидели возле нее. Но печку же надо постоянно топить! Боец, по всей видимости, сачковал, и за зиму у нас испустило дух несколько кур. Понятно, что это были издержки производства. Солдат предъявлял нам издохших кур, а потом их выбрасывали.
Шло время, и боец попал в дурную компанию наглых солдат-свинарей артиллерийского полка, с которыми жил вместе в специальной пристройке. Вскоре он был даже замечен в самовольной отлучке. Паша Гончар воспитывал его, как мог.
Однажды комбат доложил комдиву и его заместителям, что в очередной раз пропали три курицы, а солдат предъявить ничего не смог. Было ясно, что их или съели, или продали.
Когда наступило время нашему солдату-птицеводу ехать в обязательный отпуск, то мы его предупредили:
— Привезешь из своей деревни трех куриц, которых ты профукал! Иначе пришьем дело за воровство государственного имущества.
…Из отпуска солдат возвращался с большой сумкой, где вез взятых из дома курей. И надо же беде случиться! В электричке к нему подсел какой-то дяденька, оказавшийся корреспондентом газеты «Свабода» Белорусского народного фронта. Эта газета в то время хаяла все советское и особенно нашу армию.
— Как служится, сынок?
Боец добросовестно рассказал оппозиционному журналисту о том, что он с первого дня проходит службу на курятнике. Ни на занятия по боевой подготовке, ни на учения ни разу не привлекался. Всю правду-матку…
— А как к тебе относятся офицеры?
— Нормально. Но есть трое плохих. Самый злой из них — командир батареи капитан Гончар, такие же — майоры Сайко и Шелудков. Постоянно меня контролируют, каждый день куриц считают. Три курицы убежали, и они меня заставили из дома своих привезти.
Разумеется, о встрече с журналистом солдат нам ничего не сказал. Где-то через месяц командира дивизиона подполковника Юрия Грабовенко, майора Сайко, меня и капитана Гончара срочно вызвали к командиру дивизии. Как нас драли — на бумаге не описать!.. Потом нас вызвали еще и в Министерство обороны, где генерал-майор Никулин махал перед нами этой газетой.
— Как вы воспитываете подчиненных? Ваш солдат первому встречному оппозиционеру военную тайну выдал!!.
Я потом обошел все киоски «Союзпечати», чтобы купить эту газету с нашими фамилиями, но так и не нашел…
…А командиру отдельного разведывательного батальона подполковнику Михаилу Байкову досталось стадо из пятидесяти телят. Как-то летним днем солдатик-пастушок пас их на Минском учебном центре в районе 3‑й директрисы. Было очень жарко, и воин прилег в тень под дерево. Разомлел, уснул и проспал несколько часов. Очнувшись, стада телят не обнаружил.
Разведбат был поднят по тревоге. Но поиски ни к чему не привели.
Хорошо, что разведчики имели «подвязки» у вертолетчиков близлежащего аэродрома Липки. Стадо нашли только с выполнявшего плановый полет вертолета. Телята сами по себе отдалились почти на десять километров. Все они были в наличии.
