В подоплёке фильма «Премия» есть моменты, объяснение которых просто необходимо зрителю, не слишком погружённому в систему понятий: «классовая борьба», «собственность на средства производства» и «диктатура пролетариата». Вместе с тем, полезно обратить внимание на некоторые маркеры позднесоветской эпохи, которые иностранцу или молодому человеку нашего времени могут быть неясны и/или вовсе незаметны.

Так как социальные роли участников для краткого обзора гораздо важнее их имён и фамилий, то уместно было бы обозначить основных действующих лиц так:

– с одной стороны: Рабочий (роль исполняет Евгений Леонов) и Экономист (роль исполняет Нина Ургант),

– с другой стороны: Управляющий трестом (роль исполняет Владимир Самойлов) и Секретарь парткома (роль исполняет Олег Янковский),

– остальные занимают промежуточное положение, их позиция естественным образом колеблется между условными интересами обозначенных групп, поэтому детализация их ролей решающего значения не имеет.

Прежде всего следует уяснить некоторые не вполне очевидные, и даже, не побоюсь этого слова, удивительные вещи:

– классовая борьба существует даже в первой фазе бесклассового общества (социализме), особенно когда в нём одновременно идут прямо противоположные процессы. С одной стороны – изживания буржуазной классовости сознания в связи с изменениями в организации труда и быта, а с другой, активного противодействия этим изменениям, стремления сохранить старые традиции и привычки. Таким образом борьба рабочего класса за свои интересы происходит даже в отсутствии персонифицированного эксплуататора, как формального владельца производства. При этом, по сути своей, интересы рабочих (всех, как класса, а не каждого в отдельности) соответствуют интересам общества в целом, а интересы их руководителей (как всех в целом, так и по отдельности) – совсем не обязательно.

– собственность на средства производства может быть или общественной, или частной, когда же она государственная, то это лишь форма, и важно кому на данный момент принадлежит само государство. В зависимости от этого собственность опять же: либо в общественной форме, либо в частной.

– по поводу же диктатуры пролетариата и вовсе отошлю к цитате из В. И. Ленина, раскрывающей сущность понятия: «… есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества».

Ещё раз, короче:

– хотя социализм общество и бесклассовое, но это коммунизм в своей первой (низшей) фазе, поэтому классовая борьба в нём есть;

– собственность (на средства производства), по сути, всегда, обязательно: либо частная (при капитализме), либо общественная (при социализме);

– диктатура пролетариата это не «власть комиссаров, выходцев из рабочих», а «упорная борьба … против сил и традиций старого общества».

Совсем не коснуться художественных приёмов не получится, поэтому некоторые придётся зафиксировать.

Появление Рабочего на партсобрании выдаёт его неуверенность в себе, выраженную в «виноватом» положении на стуле перед остальными, как человека, которого сейчас будут отчитывать. В психологическое наступление он переходит позже, при углублении разбора о причине отказа от премии, пододвигая стул ближе к полукругу собравшихся.

Персонаж Джигарханяна, прекрасно отражает своим перманентно-спящим состоянием позицию молчаливого большинства общества, которое по итогам классовой схватки примет сторону победителя, но своё мнение о происходящем всё равно имеет, хотя до поры и не высказывает.

Управляющий курит «Мальборо», что говорит само за себя. Сигареты из капстраны в начале 1970-х, а то и в конце 1960-х это явный признак – «жизнь удалась». Свободно купить их в папиросном ларьке, как Юрий Деточкин купил сигареты «Друг», было нельзя, никак. Возможность «достать» была свидетельством регулярных командировок за границу или доступа в кабинеты влиятельных людей. В любом случае подчёркивается высокое социальное положение обладателя буржуйского курева. Разница между советскими и импортными, из капстран сигаретами это, примерно, как сейчас между бюджетными смартфонами Xiaomi и последними моделями iPhone.

Обратите внимание, в кино на дворе социализм, и даже, как вот-вот сформулирует Суслов, – социализм «развитой», однако визуальная разница между неплохо зарабатывающим Рабочим и одетым с иголочки стильным Управляющим просто кричащая. И не только в шмотках. Рабочий прибывает на собрание в настрое явно пессимистичном. Управляющий же явно раздражён самим фактом происходящего и, хотя вербально вещает вполне идеологически верные и по-житейски понятные тезисы, но всё его существо как будто кричит: «Что за ерунда тут происходит? Какое имеет право это сиволапое быдло учить нас тому, что правильно, а что неправильно?» Он раздражён, он еле сдерживает себя, ему тоже неуютно, как и Рабочему, но совершенно по другой причине.

И когда в дискуссии из уст Секретаря парткома внезапно проскакивают слова, что, дескать, Управляющий ведь не капиталист, что он не кладёт себе в карман прибавочную стоимость, наступает момент истины. Здесь, на мой взгляд, социально-философская кульминация сюжета.

Во-первых, произносит фразу именно тот, кто и должен её произнести – Секретарь парткома, то есть, по определению, человек более подкованный теоретически, чем все остальные.

Во-вторых, фраза до безобразия диалектична в контексте происходящего. Отрицая, Секретарь берёт и со всей ясностью преподносит и полагает именно то, что пытается отрицать. Да, формально, Управляющий всего лишь администратор на службе у общества, организатор производственного (в данном случае строительного) процесса, но фактически, в силу отстранённости или вернее, самоустранения рабочего класса от вопросов организации производства, он становится одним из тех немногих, кому сей процесс может и приносит столь желанные материальные блага в виде стильного костюма и престижного курева.

В-третьих, реакция самого Управляющего на указанные слова просто великолепна: у него лицо человека, уличённого в чём-то недопустимом, неприличном, немыслимом. Его фактически обозвали эксплуататором. Для пролетарского сознания, это всё равно что обозвать людоедом. Испуг на его лице – самый яркий эпизод картины.

Молчаливая роль интеллигенции в исполнении женщины-экономиста – ещё один важный жирный штришок. Интеллигенция всё ещё рабочая, она ещё не предала гегемона и готова служить ему, но уже не так рьяно, как раньше. Она ещё не обуржуазилась до состояния Преображенского-Борменталя: «Да. Что поделать? Я не люблю пролетариат». Она ещё не забыла, как Ахеджакова-Басилашвили, кому обязана всем в своей жизни, в том числе популярностью. Она ещё не дошла в своём миро-не-понимании до абсурдного идиотизма Вайкуле в вопросе о том, кто кого кормит. Она ещё готова стоять плечом к плечу с Рабочим в его классовой борьбе. Однако её голос уже слаб, не то что раньше, в 1920–1930-х годах, когда настоящие идеологические сражения кипели на съездах и пленумах, в периодической печати и на рядовых партсобраниях.

Но не интеллигенция и даже не перерождающееся в господ руководство главные виновники происходящего. Прежде всего перестал бороться за себя, а значит и за интересы общества в целом, сам гегемон. Он сам отказался от контроля над производством и передал все бразды оборотистым и деловым Управляющим, а идеологическую работу окончательно переложил на вялых и недоученных Секретарей парткомов. Собственность на средства производства, формально, ещё общественная, но уже называется государственной. Ею, также, как и процессами производства, фактически теперь распоряжаются нечистые на руку Управляющие, легко находящие общий язык с нужными людьми, в том числе с Секретарями парткомов, которые хотя ещё готовы зачитать актуальную цитату В. И. Ленина из свежего номера газеты «Правда», но уже не понимают зачем это нужно собственно им самим и обществу в целом. При этом диктатура пролетариата не упоминается вовсе: никем, никогда и нигде, потому как из программы партии она вычеркнута уже несколько лет тому назад. А если её нет даже в намерениях, то сама собой она не вернётся, не завоюет, не удержит и не осуществит саму себя.

Хотя не совсем. Элементы той самой «упорной борьбы…против сил и традиций старого общества» мы имеем удовольствие наблюдать в демарше Рабочего и его бригады, в их нежелании получать материальные блага (премию) за счёт деградации производительных сил. Гегемон ещё не махнул на всё рукой, он пока ещё понимает, что его пытаются не только подкупить этой подачкой, но фактически ограбить. Он погрузился в вопрос, привлёк товарищей и специалиста-экономиста из управления. Вместе посчитали и увидели, как отбирают их кровные, которые они могли бы заработать при правильной организации процесса. И общество в целом видит и понимает его правоту, и готово, в принципе, встать на его сторону, но оно уже разделилось почти поровну на тех, кто Рабочего поддерживает явно, деятельно, и тех, кто поддерживает лишь мысленно, фактически голосуя против него. Не устранённое неравенство и не изжитая до конца буржуазная классовость сознания приводят к восстановлению старых капиталистических отношений. Так или иначе, нарождающейся, становящейся буржуазией (хотя такая мысль никому ещё в голову не придёт) подкуплены уже многие. Премирование же строительной бригады – просто последняя ложка библейской похлёбки первородства, проглотив которую, Рабочий смирится с закреплением во главе общества класса, который, казалось бы, ни при каких условиях не должен был там оказаться.

За окном начало 1970-х. Сознательный и активный лишь наш главный герой, инициатор отказа от «премии». Просто сознательных, поддержавших его – единицы. Всех же остальных траектория движения общества к наличному капитализму вполне устраивает. В 1980-х таких как он не останется вовсе, а в 1991-ом его товарищи просто отдадут власть без боя. Построенный ими завод приватизирует бывший Управляющий стройкой на пару с Секретарём парткома, который теперь бодро расскажет им о «невидимой руке рынка» и «эффективных собственниках». Сгинут дети этих работяг: кто при штурме Грозного, кто в бандитских разборках, а кого вовсе закопают в лесу, «выписанным» из квартиры. Жёны-экономисты будут едва сводить концы с концами, торгуя у дороги картошкой. И только внуки некоторых из них, возможно, спустя десятилетия осознают всю трагедию произошедшего и обнаружат в себе желание и волю изменить жизнь общества к лучшему, учтя опыт своих дедов и прадедов.

Владимир Зимин, июль 2023