С капитаном-танкистом Алексеем Ухачевым мы встретились в подмосковном реабилитационном госпитале. Он готовился к выписке. Прошел курс лечения после контузии, которую получил, когда в его танк прилетел «Джавелин». Дело было в конце марта в Харьковской области, на втором месяце специальной военной операции.
Общались несколько часов. Говорил в основном Алексей. Рассказывал о самых трудных первых неделях спецоперации, о первых боях, о том, что, по его мнению, не учли, чего не хватало. Говорил спокойно даже тогда, когда мне, гораздо более старшему, было невмоготу слушать.
Договорились, что ссылаться на него, действующего офицера, наверное, не стоит. Я пообещал. Но обстоятельства изменились, и я не могу не написать о русском офицере Алексее Ивановиче Ухачёве. Не могу не дать ему слово.
Первый эшелон
Специальная военная операция была объявлена 24 февраля. В тот же день танковая часть, где служил Алексей, перешла границу с Украиной в районе Щебекино.
– Мы шли по такому направлению, где были деревни пророссийские. Харьковская область. Купянск, Балаклея – эти города сдавали без боя те подразделения, которые там были, – рассказывает Алексей. – Я прибыл 6-го (марта) непосредственно в Балаклею. Наши подразделения стояли в центре города. Там есть ремонтный завод. Огромная база хранения. Украинцы бросили все. Там и техника была, и оружие, и боеприпасы. В самом городе ремонтный завод. А на севере, ближе к России, арсенал. Но туда никто не заходил, потому что говорили, что он якобы заминирован и что туда вообще никто не должен проходить. По факту там ничего не было не заминировано. И охраны никакой не было...
И странно было, почему украинские войска его не уничтожают. Почему «Точка-У» по нему не прилетает. Мы не заходили в этот арсенал, думали, что заминирован либо что это замануха – начнем выгружать оттуда боеприпасы, а они взорвут «Точкой-У». Какие-то специальные мины есть, рассчитанные на то, что люди туда зайдут...
Первый бой
Продвинулись южнее Балаклеи, там река Северский Донец и канал от Северского Донца, по-моему, Донбасс называется. На той стороне, южнее, – деревня. Там украинская армия опорный пункт сделала из деревни, взорвала мост. У нас дальше должно было быть продвижение на Барвенково, потом, после Барвенково уже, поворачиваем на Лозовую. Они остановили нас. Был бой 5-го, 6-го, 7-го... То есть мы просто там перестреливались.
Основной батальон стоял под Балаклеей – в Гусаровке. Заняли коровник – там был пункт управления батальона. Боеспособные танки и подразделения уехали на передок, за 20 километров от нас. И 8 марта противник напал силами одной роты на нас и на командный пункт. Минометным огнем уничтожили полностью колесную технику, БТРы. И потом уже наша контратака была. Попытались уничтожить наши танки – в этом бою мы потеряли два танка.
Я выехал с коровника, как только минометный обстрел начался. Взял свой экипаж и второй – с моей роты. Сели в два танка, выехали, заняли высоту, ну и давай отстреливаться от них. Причем я их не видел. Там лесопосадка. Минометы били с обратного ската, со стороны деревни Шепелевка. Единственное только – видел там пикапы. На пикапах у них либо сэсэошники (бойцы Сил специальных операций, ССО. – «МК») ездят, либо спецы, как их называют, координаторы. Или, может быть, натовские инструкторы – не знаю.
И минуты боя не прошло – я смотрю: соседний танк, который сзади меня был, уже горит. То есть в него ПТУР (противотанковая управляемая ракета. – «МК») попал. Подъехал к этому танку, забрал экипаж, потом доехал до Гусаровки. Прям в первый попавшийся дом зашел, раненых туда занес, контуженных. Местные жители в подвале сидели. Потом приехал обратно, в этот коровник, с командиром полка связался. Говорю: где, что, покажите цели, куда стрелять, уничтожать...
Где-то к часу закончился обстрел. Потом мы узнали, что еще нападение было, силами до трех БМП (боевые машины пехоты. – «МК») пытались захватить командира дивизии. Эту атаку отбили.
Нас отвели на север Балаклеи. На восстановление боеспособности, пополнение техникой. Потом – под Изюм. Там как раз бои были.
Противник
Украинских военных на самом деле не много. Малочисленная армия у них. Но они напичканы. Преимущество какое, в отличие от нас? Беспилотники, минометы. Опыт у них с 2014 года уже был.
У нас только перевес по авиации. Летчики, допустим, прошли Сирию. Истребители себя хорошо показывают. По крайней мере, точно бьют.
А у ВСУ перевес – противотанковые управляемые ракеты американского производства. Беспилотники тоже американские. Плюс спутниковая связь американская. Все у них там поставляется.
Есть тепловизоры, управляемые ракеты, которые бьют на расстояние до четырех километров. Связь, как я у них посмотрел, у бронеобъектов у всех – это «Моторолы» специальные, 6300, гражданская версия, переделанная, перепрошитая под военные нужды. Спутниковая связь – «Старлинк» – у них осуществляется между командиром батальона – командиром бригады, вот на таком уровне. Также у них выход в Интернет.
Хорошо отлажена у ВСУ работа с гражданским населением. Гражданские снимают все на телефоны – передвижение нашей техники, местоположение – и скидывают в группы в соцсетях. Эти данные потом анализируют. И реагируют.
С другой стороны, у них разведданные со спутников американских. Когда они под Балаклеей на нас нападали, у них была вообще вся информация: где кто стоит, какое состояние техники, количество людей, где кто находится... Допустим, границу мы пересекали, там стояли (украинские) вышки с видеокамерами, полностью автономные: электроагрегаты, аккумуляторы... Все американское. То есть все видео с нашей техникой тут же уходило им в штабы. Мы подъезжали с пограничниками и из автоматов расстреливали эту аппаратуру.
Позиции, которые в Рубежном взяли, как оказалось, также оборудованы камерами. Они могли все наблюдать и даже не вылезать из бункеров.
Так-то у них – НАТО. Все кадровые военные, контрактники, офицеры по два-три курса тренировок прошли с инструкторами НАТО на Яворовском полигоне. Лично видел записи об этом в их личных документах. По стандартам НАТО уже все идет. Недооценивать противника никогда нельзя. Шапкозакидательство сейчас пройдет.
У них четко. Обязательно беспилотники. Сначала выявляют цели, потом делают все необходимые расчеты при помощи программ, которые скачаны на планшеты или смартфоны. Вводятся координаты автоматически – по отметке от цели. Программа выдает дирекционный угол для миномета. У них что ни выстрел – то в цель идет.
Допустим, наблюдатель или корректировщик, оснащенный тепловизором, планшетом, где загружены (электронные) карты, может координаты передавать. То есть не по бумажным картам, а в электронном планшете точку указал, и координаты автоматически ушли. У нас такого не было.
В засаде при помощи минометов сначала уничтожают машину медиков. В нашей колонне, допустим, есть медицинская машина – так в первую очередь они уничтожают ее, чтобы нельзя было раненых вывезти.
Когда 24-го (марта) мы заходили, первой они ударили по санитарной машине. Санитар-контрактник осколочное в глаз получил. Через два часа в госпитале скончался. Хорошо хоть машина была изрешеченная, но на ходу. Она доставляла нас, раненых, оттуда. А так как, на чем вывозить? Только если на танках...
«Джавелины»
Украинцы используют против нас американские противотанковые комплексы «Джавелин», шведско-британские NLAW, украинские «Стугна-П». Из десяти попаданий «Джавелина» только один случай я видел, когда башня отлетает и когда было полное уничтожение танка. А так в основном – контуженные все (в экипаже), и технику можно восстановить после попадания. У нас было одно попадание «Джавелина» в танк. Кумулятивная струя пробила башню и казенную часть орудия. Экипаж получил только ожоги лица, кистей рук.
Половина «Джавелинов» нерабочие, потому что работают от аккумуляторов. Без него он работать не будет. А аккумуляторы уже наполовину нерабочие. То есть Запад им и барахло спихивает...
Тактика
Там поля обширные и лесопосадки. Вэсэушники (солдаты вооруженных сил Украины (ВСУ). – «МК») занимают лесопосадку, оборудуют там позиции и ведут оттуда огонь. И потом каждый день меняются. Уходят одни — их следующее отделение меняет. У них тактика диверсионно-разведывательных групп. Группы – до десяти человек.
Все бои ведутся на расстоянии не ближе четырех километров. То есть контактных боев как таковых там нет. Контактные бои ведутся спецназом, который ночью выдвигается в лесопосадки и при помощи тепловизоров уничтожает пехоту.
Как бороться?
Чтобы не подбили, должна быть разведка. Полностью, начиная с беспилотников. Сначала беспилотник с тепловизором полетел, посмотрел, есть ли там вообще что. Все равно машины оставляют следы, если, допустим, машина проехала к лесопосадке. Присутствие человека через тепловизор отчетливо видно, даже если в лесу, кустах человек прячется...
Сейчас война 21-го века. У кого высокие технологии есть – тот побеждает. Во-первых, что надо? Тепловизоры. Ночью, как правило, дальше вытянутой руки на Украине вообще ничего не видно. А в тепловизор видно на удалении 3–4 километра.
Динамическая защита. Я всегда к ней скептически относился. И вот два попадания – я своими глазами видел: срабатывает, реально помогает.
Справка «МК»
Динамическая защита – защитные элементы, которые устанавливаются снаружи бронемашин. При попадании направленный взрыв заряда динамической защиты резко снижает пробивную способность снаряда или противотанковой ракеты.
Обвесы (металлические решетки для защиты от противотанковых ракет) мы сначала все наварили на танки, а потом их все сняли. Во-первых, неудобно: пулемет не двигается, антенна когда замыкает об решетку – сгорает радиостанция, связь пропадает. И если будет какое-то возгорание, там просто нереально будет вылезти из танка. Потому что когда встаешь в полный рост – упираешься. Поэтому их все сняли и выкинули.
Последний бой
Первый день, это 24 марта, сказали: всё, мы продвигаемся по центру Каменки, выезжаем. Там яр, возле яра деревня, мы должны были подняться и занять там лесопосадки. Заехали в деревню, а там в деревне еще войска у них были. Там была засада. Первый танк на мине подорвался, остальные начали с гранатометов расстреливать.
Я в тот момент еще видел в прицел гранатометчика. У него гранатомет был – шведский Carl Gustaf. Я даже увидел – было буквально сто метров от меня. Он меня не видел, целился в первые танки, которые там были. Поэтому он спокойно себя чувствовал.
Я расскажу просто про последний бой – 25 марта под Каменкой. Я на танке прикрывал. Выезжаю на позицию в гору и через тепловизор наблюдаю позиции противника. Дальность была по дальномеру 3200–3300. Утренний туман. Визуально они меня не видят. И через обычные приборы не видно. А мне видно, как они там в полный рост ходят по лесопосадке. И видно их технику прекрасно на три километра. И как раз я увидел: там стояли МТ-ЛБ – это гусеничные тягачи с прицепленными «Рапирами» (100-мм противотанковая пушка. – «МК»). Они, видно, с утра подъехали, еще не развернули батарею противотанковую...
Доложил командиру батальона – он говорит: давай уничтожай их! И начал осколочно-фугасными сначала стрелять, чтобы артиллерии пометить (цели). Сначала поработал осколочно-фугасными. Они начали бегать влево-вправо. Потом управляемым снарядом на расстоянии три километра уничтожил МТ-ЛБ. После увидел: с МТ-ЛБ выбежал человек. Пробежал по лесопосадке метров 20-30. Скрылся в окоп. И оттуда (последнее, что я увидел) – «Джавелин». Вверх ракета поднялась – я механику-водителю кричу: давай назад! Чтобы отъехать с этой позиции... И все. Ракета попала в танк – в башню, рядом с шапкой прицела «Сосна». Динамическая защита сработала. То есть разрыв был снаружи, танк был боеспособен – после меня на нем еще ездили, воевали...
Медицина
Именно в тот день у нас вывели из строя где-то около десяти машин. Из них только один экипаж был «двухсотый», то есть там полностью детонация боекомплекта была. Остальные все – либо контузия, либо легкие ранения. Меня вытаскивали из танка. Сознание теряешь...
Хочу заметить, эвакуация раненых – на высшем уровне. То есть сразу – вертолет, самолет, медицинское обеспечение. Сначала в Изюм доставили, в медсанбат. Потом оттуда – на вертолет. Часа в два в медсанбате; когда уже будили на вертолет, пришел в сознание.
Потом вывезли за Изюм. Там вертолетная площадка, и оттуда уже вертолетом до Белгорода. Сначала в ЦРБ. Потом оттуда уже до Белгорода, в гражданский аэропорт, а потом военным бортом в Чкаловский и – в госпиталь Бурденко. Если сравнивать с теми, кто конечности потерял, я, можно сказать, испугом отделался...
***
Когда я слушал Алексея, да и потом, возвращаясь в памяти к разговору с ним, не раз ловил себя на мысли: как бы хорошо поступило Минобороны, если бы позаботилось о карьерном росте таких офицеров! Надо выдвигать на должности тех, кто принял на себя удар в первые дни спецоперации, кто не сломался, не испугался, не побежал расторгать контракт...
Такие лучше других понимают, какой должна быть армия и как ее нужно готовить. Они не будут «втирать очки», докладывать об успехах там, где их нет. Правдивых, умных, рассудительных, мужественных. Побольше бы таких.
10 мая капитан Алексей Ухачёв погиб в ходе специальной военной операции. Убит осколком украинской ракеты «Точка-У» в Балаклее. Это была уже вторая его командировка на спецоперацию. Когда сказали, что нужно ехать, – долго не думал.
Как рассказали командиры родителям Алексея во время похорон, он представлен к ордену Мужества за умелые действия, спасшие жизни солдат под Гусаровкой в Изюмском районе Харьковской области.
***
Гонорар за эту статью будет перечислен на закупку беспилотников для Российской армии.
