Что мы знаем об Александре Кананяне?

Александр родился и рос в Тбилиси, в интеллигентной русскоязычной семье. Армянского языка не знал — ни слова, да и связи с исторической родиной не имел. Но к его 15-ти годам всё изменилось. Сумгаитская резня, Спитакское землетрясение, развивающееся Карабахское движение (позже Кананян писал, что своему возвращению он обязан именно Арцахскому освободительному движению), поднимающий голову грузинский национализм, осязаемый развал Союза — всё это повлияло на юношу, вернув его к своим корням.

Я впервые осознал себя армянином не в смысле факта этнического происхождения предков, а через причастность к судьбе конкретной национальной общности, которая в горниле назревающей войны взяла путь на восстановление государственной независимости. К концу 1988 года я уже был „сознательным“ армянином, ежедневно интересовавшимся и издали болевшим за судьбу родины. [В 2010 году журнал «Анив» опубликовал с ним большое интервью под названием «Обретение Армении», в котором Александр описывает свой путь к истокам. — Прим.ред.]  В ответ на разговоры своих родственников о необходимости срочно переезжать за границу или хотя бы в Москву я впервые задумался о переезде в Армению. Виртуальное решение о моем возвращении в Армению было принято именно тогда — в декабре 1988 года. Но главным и основополагающим шагом к нему стало именно изучение языка, без знания которого возвращение потеряло бы всякий смысл».

Он стал самостоятельно учить армянский язык, вручную переписывая десятки книг. Он обзавелся всевозможными словарями и пособиями, занимался сутками напролет. Спустя полгода он открыл для себя, что есть восточноармянский, западноармянский и грабар (древнеармянский язык), и начал учить все три. Навыков устной речи поначалу у него не было, но письменный и грамматика были освоены безупречно.

Столь интенсивное самообразование вызывало у близких некоторое недоумение. Однако в декабре 1991 года он, считая Армянскую апостольскую церковь хранительницей духовно-культурных ценностей, на «отлично» сдал экзамен по армянскому языку и литературе в Духовной академии Святого Эчмиаздина.

«Главной причиной моего поступления в Духовную академию было желание стать частью армянского национального института, важнейшего и древнейшего из всех существующих. Я оказался в Армении за несколько дней до провозглашения её независимости и вернул себе утраченное предками двумя веками ранее знание родного армянского языка».

Спустя три года, проведенных в Эчмиадзине, Александр едет в Рим для продолжения учёбы в одном из университетов Ватикана в рамках специальной программы конгрегации Восточных Церквей. С уже освоенной латынью итальянский дался ему без труда. Там же были изучены грамматики почти всех языков древнего мира. (Ныне, в силу скромности, Александр не уточняет количество освоенных им языков, в том числе и мёртвых, но известно, что их число значительно превышает цифру 10.) За четыре года, как одному из лучших студентов, университет предоставил ему возможность объехать всю Италию, другие европейские страны, побывать в Ливане. А потом появилась и работа переводчика с весьма достойной оплатой.

«Очень скоро я осознал простейшую истину — человек может оказаться слабее, чем ему кажется. Перспективы успеха в благополучной и прекрасной стране, где обретённое за годы университетской учебы безупречное знание языка и широкий круг знакомств позволяли мне рассчитывать на успех и стабильность, могли в один из дней надломить мою волю и не позволить мне осуществить то, к чему я стремился и ради чего жил все последние годы — вернуться на родину. Материальное благосостояние и отсутствие прямых обязанностей перед своей страной, где война могла буквально вспыхнуть в любой из дней, способны были сыграть плохую службу. И я вновь принял жёсткое решение — вернуться немедленно. Был конец весны 1998 года. Арцах ждал меня».

На рубеже веков Александр окончил учебу на кафедре политологии ЕГУ и получил степень магистра. Он работал в итальянской дипмиссии в Ереване, но от предложения работать в посольстве Италии в Армении отказался и уехал жить в «богохранимую страну Цар» [одно из названий района Карвачар. — Прим.ред.], которая «была возвращена армянам, на сей раз — доколе стоит мир».

«С того самого дня, как я впервые оказался в Карвачаре, я был поражен несказанной красотой этого края. Карвачар— венец нерукотворного величия Нагорья. Синтез совершенной гармонии глубоких мрачных ущелий и прозрачных горных рек, бьющихся об их гранитные утесы; лесов, которые поднимаются ярким зеленым покровом к заснеженным горным вершинам, и залитых солнечным светом альпийских лугов. Карвачар — это место, где грозы и жжение солнечного дня могут сменять друг друга по нескольку раз в день. Здесь вездесущая влажность окутывает вечной дымкой вершины горных утесов и отрезвляющим холодом проникает в тела людей, преступивших границу края. …Я обошел пешком почти весь Карвачар, желая познать край не от перекрестка к перекрестку его немногих дорог, а от вершины к вершине, и рад, что мне это удалось почти в полной мере», — писал Александр в 2010 году, называя Карвачар «правильным» и священным по чистоте и исключительной гармонии природного и метафизического факторов местом.

При такой чистой и искренней любви к этому месту, он не мог не откликнуться на огромные проблемы, с которыми пришлось столкнуться Карвачару. Не раз он говорил, писал, обращался в структуры, бил в колокола, но безрезультатно — число малых ГЭС продолжало расти. Реки «упаковывались» в трубы, рыба исчезала, сельские жители лишались воды. Река Лев почти обмелела, а в Кашатагском районе обмелели реки Ахавно и Акари. 160 километров арцахских рек уже протекает по трубам, и подобная судьба ожидала и реку Трту (Тартар). Всё это вынудило его пойти на крайнюю меру — протестную голодовку, на 14-й день которой и состоялась наша беседа. Общался он сорванным от бесконечного общения с посетителями, журналистами и официальными лицами голосом. Одного взгляда на Александра было достаточно, чтобы понять, что он —  невероятно сильный, спокойный, уверенный, при этом мягкий и в высшей степени интеллигентный человек. И он обстоятельно рассказал нам о текущем положении дел.

Александр делился воспоминаниями детства, рассказал, как его мальчишкой ещё тянуло к природе, и именно к горам. Когда его привозили к морю, он разворачивался и смотрел на горы. И «свои» горы он обрел в арцахском Карвачаре, в верховьях реки Трту. Здесь он живет уже 19 лет. Пишет, работает над научными и публицистическими статьями, некоторое время факультативно безвозмездно преподавал местным подросткам арменоведение, историю армянского языка, смежные дисциплины. Преподавал он и классический армянский язык — грабар, по которому он является одним из ведущих специалистов и считает его священным языком армянского мира и стержнем созидательной целостности армянской цивилизации. 

«Я приехал сюда ещё и по соображениям своей национальной ответственности. Как человек, который учился в разных местах, пока шла война, я хотел заслужить право говорить на общенациональные темы, реализовывать собственные идеи, относящиеся к строительству армянской государственности, к нашим национальным проблемам. Я считал своим долгом стать ещё одной частичкой возвращающегося на освобожденную родину армянского населения. Более того, я надеялся и уверен, что ещё успею принести на эту землю знания, которые я получил. Это относится к арменоведению и классическому армянскому языку. Я попытался воплотить в жизнь действия, побуждённые чувством долга, как человек который не воевал. В любом случае, после любой войны, когда мы освобождаем то, что нам принадлежит, мы обязаны эту землю заселять. И таким образом я совместил национальную ответственность и мечту детства — жить на природе, а не в тисках асфальта».

Конечно, не мог не прозвучать вопрос: каково жить в городе, где повсюду столь свежи следы войны. Не угнетает ли Александра это?

«Сейчас зима, природа впала в „летаргический сон“, а весной, летом и осенью, когда деревья зеленые, пышные, сила и красота природы заглушает разруху и город меняет образ. Разрушенные дома никогда не вызывали у меня апатии или каких-то отрицательных чувств. Понятно, что война — это жестокое дело, несущее смерть и разрушения, но всегда там, где есть смерть, есть и возрождение. Из этих развалин в теплое время года, веселясь и играя, выбегают дети, и, видя это, понимаешь, что развалины тоже могут олицетворять зарождение новой жизни».

О жизни и проблемах Карвачара, о причинах, побудивших Александра пойти на крайнюю меру — голодовку — он подробно рассказывал, несмотря на ослабленное физическое состояние.

«Приехав в Карвачар, я рассчитывал, что смогу создать небольшой научно-образовательный центр и заниматься как собственными научными изысканиями, так и преподаванием классических армянских дисциплин местным детям. Но, к сожалению, с самого начала возникла цепочка искусственных препятствий, которые мне приходилось преодолевать. Всё это сильно влияло на возможность реализовывать здесь свои намерения. Практически всё время я был в оппозиции по отношению к местной власти, и это исключало возможность работать в школе.

До 2007 года заселение Карвачара в небольших объемах проводилось, а после процесс преступным образом остановился. Район превратили попросту в ресурсный придаток. Наш город был привлекательным местом, особенно для военнослужащих-контрактников. Многие, зная преимущества района в плане природных условий и возможностей для сельского хозяйства, мечтали здесь поселиться. Но жилищного строительства не было и заселение было саботировано и намеренно прекращено. В итоге, сейчас здесь живет столько же людей, сколько жило в 2006 году — около 750 человек.

Последние четыре года я постоянно со всех площадок говорил о проблеме, но ситуация постоянно ухудшалась. Криминальная олигархия, находящаяся у власти, весь Арцах, всю Армению, и тем более малонаселенные Карвачар и Кашатаг рассматривала как некий сырьевой придаток. У меня перед глазами были чудовищные последствия того, что произошло в Кашатаге. Там вообще катастрофическая ситуация: из трех основных рек севера Кашатага двух уже не существуют — они в трубе. Они загоняли в трубу даже источники питьевой воды. Люди лишались садов, коровы не могли перешагивать через эти трубы и идти на пастбище, пчелы стали производить мед в 5 раз меньше, чем обычно. Эти ГЭС делали всё возможное, чтобы никакого развития там не было. Криминальная олигархия ведет дегенеративную политику — они вообще не имеют понятия ни о сельском хозяйстве, ни о заселении.

Достаточно сделать простейшую вещь — открыть программу, которая показывает географию всей планеты — GoogleEarth, где картинка Армении и Арцаха обновлена по состоянию на октябрь 2019 года. Там, куда бы вы не опустили „глаз“ спутника — на любую ГЭС, кругом ни капли воды. Лучшего доказательства, чем спутниковая съемка всех ГЭС в Арцахе, нет. Даже если они откроют шлюзы и пустят всю реку в русло, они этим ничего не докажут. Спутники зафиксировали реальную ситуацию. В Карвачарском районе один из главных притоков Трту — река Лев — на всем своём протяжении загнана в трубу. Как и все боковые притоки. Происходит полное обезвоживание территории на сотни квадратных километров.

Когда я понял, что, кроме недовольства населения, никакой реакции нет, я пошел в Министерство охраны природы и заявил, что более не допущу строительства ни одной новой ГЭС в районе. Имеются в виду именно мини-ГЭС,  ведь если строить каскады и плотины, то польза от этого тройная. Мы не против развития энергетики, но она должна развиваться так, чтобы служить комплексному развитию района. Мы не можем иссушать реки, лишать районы сельскохозяйственных, туристических, здравоохранительных перспектив — таких, как в Дилижане, Джермуке. Тем, кто это делает, наплевать на комплексное развитие района, им здесь не нужны десятки состоявшихся населенных пунктов, общин, развитое многопрофильное хозяйство.

В декабре я узнал, что в Карвачаре строят сразу пять ГЭС: три вокруг Цара и две — выше Джермаджура. И если вы посмотрите их план, весь Тартар, весь Дутху, весь Лев вплоть до Сарсанга должны попасть в трубу. То есть они хотят согнать воду в трубу, получать бешеную прибыль, а вода под напором с большой скоростью будет попадать в Азербайджан. До Сарсанга всё будет высушено.

Когда я испробовал все действия, у меня не осталось никакого иного метода, как задействовать свою репутацию, своё имя —  единственное, что у меня есть. Это необходимый шаг, чтобы наконец и в Ереване, и в Степанакерте, и в других местах поняли, что так дальше быть не может. Я доволен произведенным эффектом, хоть и были всякие инсинуации и ложь —  якобы Кананян против развития гидроэнергетики Арцаха. Да, задеты бизнес-интересы преступных людей, причем не только из Арцаха, но и извне. Именно поэтому все должны понять, что не существует отдельной энергосистемы Арцаха, поэтому бессмысленно и преступно говорить о ее самодостаточности. Арцах во всём, в том числе и в сфере энергетики, является неделимой частью Армении. Говорить об энергетике Арцаха смешно, мы говорим об энергетике Республики Армения.

Как уже было сказано, я совсем не против строительства ГЭС плотинами и каскадами малых плотин в узких ущельях. Но на это надо было тратить в несколько раз больше денег. Они хотят минимальными затратами получить максимальную выгоду, тем более что минимальные затраты шли даже не из их кармана, а в основном из госбюджета через разные фонды. Далее. Выдвинуто требование, что более в Карвачарском районе никаких мини-ГЭС строиться не должно. В дополнение к требованию — те ГЭС, которые сейчас строятся, должны быть демонтированы и не могут быть построены и сданы в эксплуатацию. Это не прихоть одного человека и не прихоть населения Карвачара, это — императив национальной безопасности Армении. Без Кашатага и Карвачара у Арцаха будущего нет — это понятно. Что без Арцаха нет будущего у Армении — это также понятно. Эти районы имеют огромные возможности, и если хоть как-то начать их развивать и заселять по-настоящему, а не фиктивно, и тем более не препятствовать заселению, эти районы могут в ближайшем будущем кормить всю Армению и весь регион. Всё это — будущее десятков тысяч людей, десятков и сотен деревень и малых городов — огромные перспективы. И всё это попирается ради того, чтобы какие-то олигархи наживались, и это называется «развиваем энергетику Арцаха». То, что они вытворяют здесь с природой и приостановленным процессом заселения, более чем на двадцать лет откинуло развитие Арцаха и всей Армении назад. И это непростительно.

Нынешние требования не включают в себя остановку всех, функционирующих по состоянию на 1 декабря 2019 года, ГЭС. Они должны продолжать работать ещё какое-то время, полностью и строжайшим образом подчиняясь всем нормам. Если окажется, что они не могут соответствовать нормам, то их придется демонтировать в самое ближайшее будущее. Либо они должны быть приведены в строжайшее соответствие с существующим законодательством. Но никаких новых мини-ГЭС. Насчёт же старых — пусть решит комиссия, в которую мы вложили механизмы эффективного контроля и за работой которой будем надзирать.

Я не ожидал такой поддержки общественности — думал, что это будет 2–3 десятка человек. То, что уже на второй день поднялась половина района, и то, что самостоятельное решение включиться в борьбу приняли даже карвачарские школьники, для меня стало неожиданностью. Как и поступок степанакертца Мгера Погосяна, который тоже объявил голодовку. Теперь я чувствую ещё больше ответственности за то, что начал, потому что показал народу, что он в состоянии бороться за свои права и решать судьбу своего района. Жители близлежащих деревень понимают, что если это не контролировать, то катастрофа дойдет и до них.

Если в какой-то момент, проигнорировав постановление комиссии, власть и олигархи потеряют адекватность и продолжат делать то, что они делали, то ответ будет намного более жёстким — им придётся идти на более крупные уступки и они ухудшат свои собственные позиции. Надеюсь, нынешний урок всеми усвоен. Императив национальной безопасности будет реализован в любом случае. Я рассчитываю, что пример карвачарцев повлияет и на кашатагцев — они сумеют встать против уничтожения среды их обитания и начнут защиту остатков водных ресурсов Кашатага. Думаю, эта ситуация научит весь армянский народ в целом защищать свои права. И это не пафос. Надеюсь, что в ближайшем будущем все районы Арцаха самоорганизуются так, что никакое преступное хищническое отношение к общенациональному достоянию не будет допущено.

С 15-ти лет я понял, что, как у армянина, у меня есть обязанности перед своим народом. Никаких других вариантов жизни, кроме как репатриация на свою историческую родину, я не рассматривал. Арцах был той искрой, тем реальным поводом, который заставил меня осознать ответственность за судьбу моего народа. Это самая священная крупица Армении, и я никогда отсюда не уеду».

И снова приводим выдержку из интервью Кананяна журналу «Анив»: «Возвращение на Родину, возвращение на освобожденные земли, есть не заслуга армянина, а его долг.

В каждом из нас заложена великая созидательная потенция. Надо лишь найти механизм, научиться проецировать её на достижение общей цели пробуждения, возрождения и раскрытия цивилизационнообразующей функции Армянского мира.

Чтобы быть живой частицей армянской истории, можно достойно жить и трудиться в Ереване или, скажем, в Ванадзоре, участвовать в борьбе за построение армянской государственности, выполняя свой человеческий и гражданский долг. Но освобожденные территории Арцаха являются совершенно особыми просторами в прямом и переносном значении этого слова, которые наделяют почти всех живущих там неповторимым по политической, исторической и метафизической значимости статусом, позволяют считать их первопроходцами возрождения Армении и творцами армянской истории».

О роли личности в истории сказано немало, и Александр Кананян — пример, пусть, не планетарного масштаба, но ярчайший, наглядный и крайне важный для армянского мира. Один человек, при условии безграничной любви к своему народу и своей земле, способен нести созидание, бороться с разрушительным антинациональным подходом по отношению к Родине, вдохновлять и вести за собой других.

Редакция Армянского музея Москвы будет внимательно следить за развитием ситуации и желает Александру крепкого здоровья, осуществления его благих планов и дальнейших побед. И непременно — осуществления мечты о создании научно-образовательного арменоведческого центра!

Евгения Филатова,

журналист, блогер (Армения)
специально для Армянского музея Москвы