Январь 1923 года принёс ещё одну проблему, которую пришлось решать членам ПБ, да и не только им.
Как ни покажется странным, но результаты Первого Всесоюзного съезда Советов, провозгласившего 30 декабря 1922 года создание Союза советских социалистических республик, удовлетворили далеко не всех лидеров страны. Остались недовольными прежде всего те, кто противостоял друг другу в длительной дискуссии о том, каким же быть новому государству. Федерацией или конфедерацией.
Полностью неудовлетворённым должен был быть Сталин. Отстаивавший весь минувший год отнюдь не собственный личный взгляд. Неуклонно следовавший партийной программе. Подготовленной комиссией, включавшей В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, В.М. Смирнова, Г.Я. Сокольникова, И.В. Сталина, Г.Е. Зиновьева. Принятой в марте 1919 года Восьмым съездом РКП (и действовавшей по ноябрь 1961 года!).
Пункт 9.3 программы, следовать которой неукоснительно было обязанностью каждого коммуниста, гласил: «Как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, образованных по советскому типу»{26}.
Жёсткому прагматику Сталину пришлось отказаться от прежней, времён революции, приверженности идее унитаризма. Отстаивать компромиссное положение партийной программы лишь потому, что к тому его вынудили непреоборимые обстоятельства. Он честно признал: «За четыре года гражданской войны… мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах… Мы переживаем такую полосу развития, когда… молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказываются понимать как игру.., требуя от нас проведения в жизнь буквы конституций независимых республик»{27}.
Столь объективная оценка реального положения и заставила его в разгар дискуссии о формах воссоединения страны, в начале августа 1922 года, подготовить проект постановления ЦК «О взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками». Проект автономизации, которой он попытался примирить как сторонников быстрейшего и полного объединения советских национальных образований, так и рьяных защитников советской независимости.
Проект Сталина предлагал:
«1. Признать целесообразным формальное вступление независимых советских республик Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР… 2. Признать целесообразным формальное распространение компетенции ВЦИКа, СНК и СТО РСФСР на соответствующие центральные учреждения перечисленных в пункте 1-м республик». А далее посчитал необходимым разделить все наркоматы натри группы. Иностранных дел, внешней торговли, путей сообщения, финансов, почт и телеграфов, имевшихся во всех независимых республиках, слить с российскими. Продовольствия, труда, ВСНХ — сохранить повсюду, но подчинив директивам соответствующих наркоматов РСФСР. Юстиции, просвещения, внутренних дел, земледелия, рабоче-крестьянской инспекции, здравоохранения, социального обеспечения сохранить в полном ведении республик{28}.
Данный проект, практически подготовленный всем развитием отношений, складывавшихся на протяжении более трёх лет, сразу же одобрило руководство компартий Украины, Белоруссии, Азербайджана и Армении. Только в Грузии его отклонили. Посчитали необходимым отстаивать свою независимость. Вернее, сохранение собственных, неподконтрольных Москве, наркоматов иностранных дел, внешней торговли, право заключать концессионные договоры, национальной Красной армии.
Открытое «непослушание» Тифлиса оказалось заразительным. Тут же нашло последователей. На Украине Х.Г. Раковского — председателя СНК и наркома иностранных дел УСССР. Болгарина по национальности, бывшего подданного Румынии, большую часть жизни проведшего в Западной Европе. Случайно оказавшегося в России весной 1917 года. На Первом конгрессе Коминтерна в 1919 году ещё представлявшего Балканскую революционную содиал-демократическую федерацию. А еще М.В. Фрунзе — сына обрусевшего молдованина и русской крестьянки, выросшего и получившего образование в Туркестане. Там же проведшего почти всю гражданскую войну. В конце 1920 года назначенного командующим войсками Украины и Крыма, в начале 1922 года ставшего наркомом по военным и морским делам Украины.
Кроме того, отнюдь не возражая против автономизации, попытался использовать ситуацию и Л.Г. Червяков — председатель ЦИКа и СНК Белоруссии. Он хотел «всего лишь» добиться значительного расширения территории своей республики, составлявшей тогда всего половину дореволюционной Минской губернии. Присоединить к ней две соседние, Витебскую и Могилевскую, входившие в состав Российской Федерации.
Сталин, стремясь к единодушному принятию своего плана, попытался прибегнуть к непререкаемому авторитету Ленина. Разъясняя свою позицию, писал ему 22 сентября 1922 года:
«Мы пришли к такому положению, когда существующий порядок отношений между центром и окраинами, т.е. отсутствие всякого порядка и полный хаос, становятся нетерпимыми, создают конфликты, обиды и раздражение, превращают в фикцию т.н. единое народное хозяйство, тормозят и парализуют всякую хозяйственную деятельность в общероссийском масштабе.
Одно из двух: либо действительная независимость, и тогда невмешательство центра, свой НКИД, свой Внешторг, свой Концессионный комитет, свои железные дороги, причём вопросы общие решаются в порядке переговоров равного с равным, по соглашению, а постановления ВЦИК, СНК и СТО РСФСР не обязательны для независимых республик, либо действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, СТО и ВЦИК РСФСР на СНК, ЦИКи и экономсоветы независимых республик, то есть замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией в смысле языка, культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее»{29}.
Ленин почему-то на письмо не отреагировал. Сталин же, сочтя молчание знаком согласия, решил форсировать события. Передал проект постановления ЦК в ОБ, которое образовало соответствующую комиссию. А она отклонила предложение ЦК компартии Грузии — объединение в форме автономизации считать преждевременным. Категорически отвергла предложение председателя президиума ЦК компартии Грузии Мдивани организовать национальные армии, а просьбу Червякова об изменении границ Белоруссии решила передать на рассмотрение ЦК РКП. Утвержденный, таким образом, проект сочла возможным передать членам ЦК для обсуждения на пленуме, созыв которого наметили на 5 октября.
Именно тогда, когда, как казалось, задача решена, Ленин наконец выразил свое мнение. Но изложил его в письме не на имя Сталина, а почему-то Каменева. «Мы, — писал Ленин 26 сентября, — признаём себя равными с Украинской ССР и др., и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию — Союз советских республик Европы и Азии». Предложил в исполнение того образовать надстроечный орган — ЦИК Союза советских республик. Пояснил: «Важно, чтобы мы не давали пищи «независимцам», не уничтожали их независимость и создавали ещё новый этап, федерацию равноправных республик»{30}.
На пленуме ЦК РКП, но не в первый, а на второй день его работы, 6 октября, Каменев и поведал о безапелляционном требовании вождя. И потому без какого-либо обсуждения план автономизации решительно отвергли. Единогласно одобрили и ещё одно настоятельное предложение Ленина, опять же только в устной передаче Каменева. Включили в новый документ, вскоре получивший название «Союзный договор», не просто существенную, но принципиальную уступку «независимцам» — право свободного выхода из Союза образующих его республик{31}.
От первоначального проекта Сталина сохранилось лишь одно — образование единых для всей страны общесоюзных наркоматов: иностранных дел, внешней торговли, по военным и морским делам, путей сообщения, почт и телеграфов.
В таком виде проект союзного договора и вынесли на Первый Всесоюзный съезд Советов, утвердили его. Тем самым сделали основой конституции, которую ещё следовало в ближайшие два месяца разработать, согласовать с пока независимыми республиками и окончательно принять на Втором Всесоюзном съезде.
И здесь вполне естественно возникает вопрос: во имя чего Каменев и в данном случае стоявший за ним Ленин, поддержавшие их Троцкий, Зиновьев, Рыков, Томский отказались оттого, что сами же затвердили программой партии четырьмя годами ранее? Свою цель они не очень и скрывали. Правда, первым указать её предоставили Фрунзе, вроде бы горячему «независимцу». Выступая 13 декабря на VII Всеукраинском съезде Советов, он не таясь заявил: «Мы закладываем форму будущего разрешения взаимоотношений для всех народов. Именно по этому пути, именно по этому типу, по нашему твёрдому убеждению, будут строиться государственные отношения трудящихся масс всех других стран. Поэтому совершенно не случайно является выбор нашего нового названия для того государственного образования, которое мы закладываем»{32}.
О том же, только более цинично высказался К.Б. Радек — видный деятель международного коммунистического движения, секретарь исполкома Коминтерна и член ЦК РКП. Несколько позже, 13 июля 1923 года, на сессии бюро Коммунистического интернационала молодёжи (КИМ, впоследствии слит с комсомолом) он предельно откровенно объяснил:
«Новое наименование (СССР. — Ю.Ж.) широко открывает двери для соединения других социалистических государств, не расположенных на территории бывшей России (выделено мной. — Ю.Ж.), и лишает нас необходимости видоизменять название социалистической государственной системы. Разумеется, для того, чтобы это присоединение имело место, вы должны совершить революцию в паре стран»{33}.