22.11.2018 14:49:00
ВМФ России напоролся на мины и подлодки
Почему ближняя зона отечественного флота оказалась беззащитной
«Командующий флотом адмирал флота Г.М. Егоров подбросил нашей эскадре вводную – найти районы патрулирования норвежских ПЛ. Практически ни одна из наших атомных ПЛ не могла войти или выйти из главной базы незаметно для них. О их присутствии поблизости мы знали, но требовалось найти способ, как обойти их позиции. Нам было предложено осуществить поиск районов зарядки аккумуляторных батарей и, уцепившись за лодку, проследить за ней до прихода в район патрулирования. Эскадра выделила две пары ПЛ, действовавших в составе тактических групп. Безрезультатно», – писал флагманский минер 4-й эскадры Е.К. Пензин.
Следует отметить, что адмирал Егоров был, пожалуй, единственным командующим флота, который понимал эту опасность, в том числе на основании собственного военного опыта: в декабре 1944 года, проводя ремонт свой подлодки на грунте, он оказался в районе рандеву трех немецких подлодок и имел длительный гидроакустический контакт с одной из них.

Ни о какой дальней зоне, авианосцах, морских стратегических ядерных силах (МСЯС), крейсерах, эсминцах не может быть и речи, если элементарно не обеспечен выход из базы в противоминном отношении и корабли будут расстреливаться подлодками противника практически «на выходных фарватерах».

В советском Военно-морском флоте это хорошо понимали и имели мощные силы охраны водного района (ОВР). Сегодня силы ближней зоны ВМФ РФ полностью утратили боевое значение. Причем положение с силами ближней зоны флота можно охарактеризовать одним словом – катастрофа. Так, на Камчатке фактически полностью отсутствует противолодочное и противоминное обеспечение группировки ракетных подводных лодок стратегического назначения (РПЛСН) проекта 955, а имеющиеся пара малых противолодочных кораблей (МПК) и три тральщика способны только «нести флаг» ввиду «антикварности» их вооружения.

Не вдаваясь в классические определения задач ОВР ВМФ (причем значительно устаревших), обозначим ключевые из них: противолодочная оборона (ПЛО), противоминная оборона (ПМО), противоподводнодиверсионная оборона (ППДО), уничтожение легких сил и надводных кораблей противника, «контроль» (разведка) в ближней зоне и исключение внезапных действий противника, а также ПВО. С учетом новых возможностей ракетного комплекса «Калибр» к этим задачам добавилось еще и поражение наземных целей.

ПРОТИВОЛОДОЧНАЯ ОБОРОНА

В настоящее время Россия имеет никак не обеспеченную в части противолодочной обороны (ПЛО) ближнюю морскую зону. Вплоть до того, что заведомо не обеспечено развертывание МСЯС. Причем решение этой критической проблемы даже не планируется, поскольку:

– во-первых, предлагаемые стационарные системы заведомо не обладают необходимой живучестью и боевой устойчивостью (могут быть выведены из строя в любой момент);

– во-вторых, отечественные авиационные системы ПЛО имеют крайне низкие ТТХ и весьма дороги в применении;

– в-третьих, корабельный состав – устарел и крайне изношен, а корабли новых проектов имеют значительные недостатки в части ПЛО и не могут решить стоящие задачи на минимальном уровне.

Основным противолодочным кораблем ОВР уже в течение почти полусотни лет является МПК проекта 1124/1124М. Для своего времени корабль имел весьма эффективную, прорывную концепцию и модель применения, что и предопределило длительную жизнь проекта. В подтверждение приведу оценку МПК проекта 1124 профессионала с большой буквы капитана 1 ранга А.Е. Солдатенкова, командира второго корпуса тихоокеанской постройки:

«В ходе решения задачи с противоречивыми требованиями: создать низкочастотную опускаемую гидроакустическую станцию (ОГАС) в минимально возможных габаритах – появилась ОГАС МГ-339. И уже от достигнутых весогабаритов и энергопотребления начали подбирать для нее подходящий носитель…

Поиск ПЛ «на стопе» значительно снижает поисковую производительность… улучшить этот показатель можно перемещением между точками опускания контейнера с максимально возможной скоростью… Пришли не просто к противолодочному кораблю с ОГАС, а к скоростному кораблю с артиллерией, зенитно-ракетным комплексом, противолодочным вооружением… получилось то, что задумывалось: надводный носитель долго действующих средств обнаружения ПЛ большой дальности с оружием самообороны…

Впоследствии второй «Альбатрос» многое сделал впервые, например, показал максимальную дальность обнаружения ПЛ, соответствующую ТТД ОГАС и гидрологии на тот момент (38,6 км). Фактически обнаружил и сопровождал подкильной ГАС торпеду, выпущенную с подводной лодки… Обеспечивал боевую подготовку кораблей (в частности, с помощью системы групповых атак впервые на ТОФ выдал целеуказание для применения противолодочных ракето-торпед двум сторожевым кораблям проекта 1135), боевую подготовку подводных лодок Второй флотилии, их развертывание на боевую подготовку, боевую службу и возвращение в базу…

Появление на Камчатке только первых двух таких кораблей вынудило наших «вероятных друзей» – американских подводников – сместить районы патрулирования своих ПЛА (подводная лодка атомная. – «НВО»), которые постоянно находятся на разведке в зоне Камчатки, много юго-восточнее прежних позиций. То есть даже для этих наглецов мы были реальной поисковой силой!»

Выходит, что в середине 60-х годов НИИ Военно-морского флота и Зеленодольское проектно-конструкторское бюро (ПКБ) смогли выработать новую, абсолютно оригинальную концепцию малого корабля ПЛО, имевшего не только подкильную гидроакустическую станцию (ГАС), но и мощную дальнобойную ОГАС в сочетании с новой тактикой поиска. При высокой скорости на «подскоке» и групповых действиях корабельной поисково-ударной группы возможности МПК проекта 1124 делали его очень опасным для ПЛ противника. Фактически до появления больших противолодочных кораблей (БПК) проекта 1155, имевших в восемь раз большее водоизмещение, МПК проекта 1124 были самыми эффективными противолодочными кораблями ВМФ СССР.

Увы, в 80-е и последующие годы военно-морская наука не смогла разработать новую эффективную концепцию малых кораблей ПЛО (или многоцелевых). Все свелось к «малому фрегату» (проект 20380), который по стоимости «вдруг» превратился во фрегат.

Эффективность решения задач ПЛО без противолодочных ракет (ПЛР) заведомо не обеспечена, и наличие ангара с вертолетом мало что дает, так как для обеспечения оперативного применения по подозрительному контакту необходимо его нахождение непосредственно на взлетно-посадочной площадке (ВПП), притом что эффективность средств самостоятельного поиска ПЛ у вертолета Ка-27ПЛ по современным субмаринам крайне низка.

Один из крупных отечественных специалистов так оценивал сегодняшнюю ситуацию: нужно продолжать строить проект 20380 с универсальным корабельным стрельбовым комплексом (УКСК) и «Калибром», но с измененным составом радиотехнического вооружения (вместо «Фурке» и «Монолита» ставить «Позитив» и «Минерал»); вместо дорогущего ЗРК установить пару «Панцирей» по бортам; вертолет и акустику оставить без изменений. Старт «Пакета» переделать с порохового на воздушный. Дешево не будет (ибо «Калибр»), но это единственная альтернатива в части замены 1124.

Однако при на первый взгляд логичности это мнение, по сути, ошибочно, так как не обеспечивает решения наиболее острой проблемы в ближней зоне – контроля. А последнее требует значительного количества эффективных ГАС (причем «оптимально распределенных»), то есть кораблей. Высокая стоимость даже «упрощенных» кораблей проекта 20380 исключает эффективное решение этой проблемы.

Несмотря на неплохие средства поиска ПЛ новых корветов проекта 20380, для ПЛ противника он является простой целью (ввиду отсутствия противолодочных ракет) и дорог для массовой постройки. Необходим новый проект, который будет уже не «дичью» для ПЛ, а станет охотником за субмаринами.
В качестве образца для подражания можно взять китайский корвет  проекта 056, отличающийся сбалансированным вооружением.

На сегодня наиболее эффективным средством поиска ПЛ является буксируемая гидроакустическая станция (БУГАС) «Минотавр». Очевидное решение в этой ситуации – массовая «минотавризация» ближней зоны. То есть нужен носитель с «Минотаврами», противолодочными и противокорабельными ракетами, а также средствами самообороны, имеющий ограниченную стоимость и пригодный к массовой серийной постройке. Собственно говоря, «почти это» ВМФ и планировал – в виде программы «корвета ОВР». Однако она была закрыта в бытность главкомом ВМФ Виктора Чиркова без какого-либо обоснования. Публично были озвучены «новые стационарные системы», которых фактически не было и боевая устойчивость которых близка у нулю.

Нужны ли ВМФ стационарные системы освещения подводной обстановки? Безусловно! Но только как элемент общей системы ПЛО на театре военных действий (ТВД). И корабельной составляющей они не заменят.

Вместо корветов ОВР был дан старт совершенно непонятной программе постройки патрульных кораблей, которые сегодня оказались слишком слабы для новых задач в дальней зоне (вместо голодных пиратов с ржавыми автоматами реальностью стали матерые и хорошо подготовленные террористы), но одновременно получили значительный недобор скорости и ограничение мореходности. Мнение о возможности реализации на базе проекта 22160 «корвета ОВР» не имеет под собой оснований ввиду крайне низких ТТХ такого корабля. Проблема с проектом 22160 имеет единственно разумное решение – переброска их на Балтику для создания системы обеспечения безопасности, а именно патрулирования районов расположения газопровода «Северный поток» для исключения диверсионных актов на нем.

Сегодня очевидна необходимость возврата к корвету ОВР в оптимальном облике, и именно он должен стать основным проектом ближней зоны. Причем облик такого корвета оказывается близок к корветам ОВР проекта 056 китайских военно-морских сил.

Понимая, что для решения задач в ближней зоне нужно значительное количество кораблей, командование ВМС Китая пошло на их существенное упрощение с последовательным наращиванием потенциала в процессе серийной постройки и модернизации. В результате изначально скромный по возможностям корвет проекта 056 обрел эффективные средства поиска – БУГАС, с большой вероятностью – ПЛР (на место ПКР), а также получил возможность обеспечения применения вертолета (ВПП без постоянного базирования вертолета на борту).

Очевидно, что для обеспечения массовой серийной постройки нам необходимо исключить применение дорогостоящих и проблемных составных частей и комплексов. При этом проект должен иметь не только значительные модернизационные запасы для обеспечения повышения боевых возможностей в процессе строительства и эксплуатации корабля, но и обеспечивать возможность проведения таких работ в короткие сроки и с малой стоимостью. Последнее должно быть заложено в проект изначально и конструктивно. Именно в этом и должно быть реальное назначение модной «концепции модульности», а не в засовывании всего в 20- и 40-футовые контейнеры.

Работы по модернизации проекта должны планироваться и закладываться сразу, в том числе для обеспечения развертывания строительства корветов в минимально возможные сроки (в минимальной конфигурации) с последующим повышением их возможностей (исключить ситуацию, когда корабль стоит и ждет комплекс).

Ввиду значительного времени, требуемого для подготовки к вылету из положения «вертолет в ангаре» (отсутствия возможности быстрой реакции на угрозу), и низких боевых возможностей средств поиска вертолета постоянное базирование вертолета на корвете ОВР нецелесообразно. Однако необходима ВПП и возможность его дозаправки. Однозначно необходим бортовой комплекс из не менее двух крупных катеров (в перспективе – безэкипажных катеров) со спуско-подъемными устройствами, обеспечивающими их применение при волнении моря до 5 баллов включительно.

ПРОТИВ ЛЕГКИХ СИЛ

С учетом выхода США из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности  роль «ракетных канонерок» резко снижается – нам гораздо выгоднее размещение крылатых ракет на наземных и авиационных носителях (или крупных кораблях), а поражение морских целей в ближней зоне уже сейчас неплохо обеспечивается береговыми ракетными комплексами и авиацией. Таким образом, необходимости форсирования «пожарной серии» малых ракетных кораблей (МРК) проекта 22800 нет. Более того, для раскрытия полных возможностей этого проекта целесообразно дождаться завершения работ по газовым турбинам (для еще не заложенных МРК дальневосточной серии).

При этом критическим вопросом противодействия легким силам противника является реализация надежной и эффективной межвидовой системы разведки и обмена данными об обстановке. Ситуация, которую мы имели во время событий войны 08.08.08, когда стреляли «куда-то», не зная по кому, – недопустима.

Отдельный вопрос – беспилотные летательные аппараты (БЛА) флота. Безусловный плюс – наличие на флотах штатных структур с БЛА типа «Форпост» и «Орлан-10» (с применением их с берега). Однако с корабельными беспилотниками отставание катастрофическое – их просто нет. Причем доступные подробности по работам в этом направлении говорят о крайне низкой их организации и уровне. Например, испытания БЛА «Орлан» на фрегате «Адмирал Григорович» Черноморского флота закончились тем, что беспилотник врезался в ангар корабля, а установка «пусковой» для «Орлана» на МРК «Ураган» на репетиции Главного военно-морского парада явно говорит о том, что поставили ее только на парад и над вопросом о применении БЛА в реальности не думали: взлет летательного аппарата в направлении, противоположном движению корабля, – это нечто новое в корабельной авиации и противоречащее не только ее опыту, но и здравому смыслу.

Крайне острая проблема – вооружение кораблей ближней зоны против легких сил, а именно полное отсутствие в ВМФ РФ легких ракетных комплексов. С одной стороны, это некритично для катеров с 76-мм артиллерией, но для меньших катеров может оказаться фатальным. Ситуацию, когда командующий Черноморским флотом докладывал в Ставку о боях катеров: «Мы воюем на телегах против танков», мы уже проходили в Великую Отечественную. Сегодня в наших СМИ принято высмеивать новые украинские катера, в том числе переброшенные в район Азовского моря. Однако они обладают малой заметностью, средствами РЭБ, а также ракетным вооружением, то есть всем тем, чего нет на наших катерах. В итоге они являются крайне опасным противником, значительно превосходя по мощности и эффективной дальности поражения оружия наши катера типа «Раптор» и «Грачонок».

Очевидна экстренная необходимость создания в самые короткие сроки легких ракетных комплексов (например, на основе «Корнета-Д» или «Атаки») и оснащения ими катеров ВМФ.

ПРОТИВОМИННАЯ ОБОРОНА

Тральщики, имеющиеся сегодня в боевом составе ВМФ, уже давно устарели и свое боевое значение фактически утратили. Причем новый проект морского тральщика (МТЩ) проекта 12700 имеет ряд ключевых недостатков:

– устаревшая концепция ПМО – корабль «до первой современной мины»;

– заведомо не обеспеченная фактическая взрывостойкость;

– ограниченная эффективность на малых глубинах;

– неспособность решать многоцелевые задачи (хотя бы на уровне проекта 266М);

– возможности серийной постройки ограничены мощностями ПАО «Звезда» (один комплект дизелей в год).

С учетом этого однозначно необходимо реализовать следующий комплекс мероприятий:

– выполнить модернизацию проекта 12700 с устранением имеющихся недостатков;

– приступить к экстренной постройке серии рейдовых тральщиков на основе проекта 10750Э с условием выполнения импортозамещения и повышения ТТХ (при этом неудачный французский комплекс и его аналоги однозначно необходимо заменить на комплекс, реально способный решать задачи);

– начать работы по перспективному проекту нового противоминного корабля;

– приступить к экстренной разработке безэкипажных катеров – носителей неконтактных тралов, без применения которых работа крайне дорогого самоходного телеуправляемого аппарата (СТА) ИСПУМ будет только «до первой мины-защитника», на которой он подорвется.

При этом новый РТЩ должен стать «комплексным катером» обеспечения базы, в том числе с возможностью решения задач ППДО и ПВО, для чего корабль оснащается модулем оружия с крупнокалиберным пулеметом «Корд» и управляемыми ракетами.

Особо остановимся на облике противоминных аппаратов наших тральщиков. Очень неудачно получилось с самоходным телеуправляемым аппаратом ИСПУМ. Фактически это «кусок гидроакустического комплекса» весом в тонну и значительными физполями, которым предполагалось еще и уничтожать мины (по сути – микроскопом заколачивать гвозди). Идею СТА с ГАС наши конструкторы заимствовали у шведов (СТА «Дабл Игл» с мощной ГАС миноискания), но на Западе это было реализовано иначе – СТА с ГАС был именно средством поиска, а «молотками» для мин являлись гораздо более простые аппараты РАР-104, массово дополненные сегодня малыми СТА ПМО. Например, на 450-тонных тральщиках типа «Трипартит», заходивших с визитом на МВМС-2009, было два СТА-уничтожителя РАР-104 и один СТА-искатель «Дабл Игл». У нас же на проекте 12700 – только один искатель-уничтожитель.

Проблемы с высокой вероятностью подрыва тяжелых и дорогих СТА ПМО привели к массовому появлению малых СТА ПМО и ренессанса (на Западе) самоходных неконтактных тралов, но уже не для траления мин, а в первую очередь для обеспечения применения СТА ПМО. При этом малые СТА ПМО не в состоянии решить весь круг задач ПМО (например, обеспечить уничтожение заиленных мин), и необходимо их оптимальное взаимодействие с тяжелыми СТА ПМО.

При этом для обеспечения массового серийного выпуска и накопления необходимого боекомплекта флота СТА-уничтожители должны иметь минимальную стоимость. Создание и массовый серийный выпуск таких аппаратов с учетом требований критерия «эффективность – стоимость» невозможны без широкого применения составных частей общепромышленного назначения.

БОРЬБА С ДИВЕРСАНТАМИ

Самой массовой «единичкой» ОВР сегодня стали противодиверсионные катера типа «Грачонок». Несмотря на хорошую мореходность и обитаемость (важные характеристики с учетом специфики выполняемых ими задач), они имеют ряд критических недостатков:

– малую эффективность поисковых средств (гидроакустический поисково-обследовательский комплекс (ПОК) «Кальмар»), не обеспечивающих эффективного и надежного поиска на ходу – в режиме «охотника»;

– отсутствие средств поражения таких целей, как сверхмалые ПЛ и «закрытые» транспортировщики водолазов (эффективность гранат РГ-55 против них крайне низка);

– неспособность противодействовать малым катерам противника;

– низкая боевая живучесть.

Очевидно, что значительная часть этих недостатков связана со слабостью комплекса ПОК «Кальмар» (фактически – посредственный импортный многолучевой эхолот), поэтому при оснащении новых рейдовых тральщиков эффективными средствами поиска целесообразно именно их привлекать для эффективного решения задач ППДО, а серию катеров «Грачонок» в постройке прекратить с одновременным проведением модернизации и устранением недостатков на уже построенных катерах.

Десант без кораблей. ВМФ не в состоянии проводить масштабные десантные операции

Таким образом, возможностями проведения полноценных морских десантных операций ВМФ не обладает. Это важный момент, хотя бы потому, что в отдельных случаях, задача на высадку морского десанта флоту будет поставлена. И, как и было в ходе Великой Отечественной войны, флоту придётся выполнять её заведомо негодными средствами, оплачивая выполнение боевой задачи излишними, и абсолютно не необходимыми потерями в составе морских пехотинцев и рискуя потерпеть поражение.

Сегодня ВМФ в силах провести успешную высадку очень небольшого по численности тактического десанта только в условиях полного, абсолютного отсутствия противодействия со стороны противника в зоне высадки.

Любителям мантры про то, что мы мирный народ и в заморских десантах не нуждаемся стоит вспомнить десятки десантных операций в ходе вполне оборонительной ВОВ, одна из которых, например, превышала по задействованным на земле силам операцию «Торч» — высадку союзников в Северной Африке, а по численности первой волны десанта, хоть и немного, но превзошла таковую на Иводзиме.

Какие слагаемые, необходимые для проведения морских десантных операций, отсутствуют в распоряжении ВМФ РФ?

Поход действительно был скрытный, может быть единственно скрытный. Много лет спустя, встречаясь с начальником разведотдела флота капитаном 1 ранга Штыровым, и потом, когда он был уже зам. начальника штаба КВФ, мы много раз заводили разговор об этом походе, и он подтверждал это, в том числе и по данным агентурной разведки. А следил он за данной информацией особо. К сожалению, я не знаю использовал кто-либо потом наш опыт или нет, планирование и осуществление походов РПК СН дело скрытное, государственное. Тем не менее, офицеры оперативных отделов не заблуждались на предмет скрытности наших походов, так как советские лодки второго поколения были ещё довольно шумны, а возможности развёрнутой американцами глобальной системы наблюдения за подводной обстановкой «SOSUS» в мировом океане были весьма сильны. Плюс к этому развитая система передового базирования оперативных флотов, десятки самолётов патрульной авиации «Орион» и многоцелевых подводных лодок создавали для скрытности действий наших подводных лодок серьёзную проблему.

Например мнение контр-адмирал Дудко: «Охотском море …. С точки зрения Генерального штаба, это был защищённый район, т.к. казалось, что позволял развернуть силы ПЛО в кратчайший срок, но с точки зрения скрытности РПК СН от обнаружения лодками противника, это открытый и весьма благоприятный район, позволяющий вести длительное и скрытное слежение на больших дистанциях».