После распада СССР постсоветская Центральная Азия сохранила систему, где продолжают доминировать традиционные институты, а исторические неформальные клановые отношения только модифицировались под требования современности. Слабая модернизация стала причиной неудачи экономических реформ, где консервируются наиболее легкие модели (экспорта сырьевых и трудовых ресурсов), и сложилась имитационная рыночная экономика (фейкономика) со слабой гарантией неприкосновенности частной собственности.

Что такое модернизация?

«В обществе, где одни люди очень богаты, а другие — ничего не имеют, установится либо крайняя форма демократии, либо крайняя форма олигархии, либо деспотизм, как результат этих крайностей» (Аристотель)

Существуют различные теоретические подходы касательно теории модернизации государства и общества. Так, формула модернизации Р.Бендикса рассматривает модернизацию как «тип социальных перемен, имеющий корни в английской индустриальной и политической французской революциях. Он заключается в экономическом и политическом прогрессе отдельных обществ-первопроходцев и последующих переменах у отстающих». Профессор Берлинского научного центра социальных исследований Вольфанг Цапф рассматривает модернизацию в трехмерном временном плане: во-первых, как секулярный процесс, начатый индустриальной революцией, в ходе которого развилась небольшая группа сегодня модернизированных обществ; во-вторых, как многообразный процесс, в ходе которого отставшие догоняют ушедших вперед; в-третьих, как попытки модернизированных государств дать ответы на новые вызовы на пути инноваций и реформ.

На сегодняшний день нет ясных теорий относительно универсальной модели модернизации страны. По мнению профессора Александра Акимова, «модернизация и вестернизация отнюдь не сиамские близнецы. Успех модели развития Китая, Иран и ОАЭ доказывает, что может быть успешное догоняющие развитие без вестернизации, или с минимальной вестернизацией, а вот технологическое развитие и модернизация — вопрос к цивилизационным основам той или иной страны».

К примеру, успешная модернизация восточноазиатских государств заключалась в трех наиболее важных аспектах. Первый аспект - это идеологический фактор, такие страны как Республика Корея, Тайвань, Япония и Сингапур должны были показать своим жителям преимущества капиталистического строя над социалистическим. Следовательно, идеологическая схватка представителей двух идеологических блоков подталкивала к постоянной работе над реформами в экономики и политики.

Второй фактор заключается в личностном факторе, где такие руководители, как Ли Куан Ю, Пак Чон Хи, Цзян Цзинго для сохранения своей власти и, понимая свою роль в водоразделе трансформации общества в своих странах, проводили достаточно жесткую политику для стабилизации и реформирования экономической жизни государства. К примеру, Цзян Цзинго, наследник Чан Кайши, сыграл важную роль в демократической трансформации Тайваня, приняв решение разрешить деятельность оппозиционной Демократической прогрессивной партии. В принципе, восточноазиатские и юго-восточноазиатские руководители свою политику экономических реформ активно сочетали с политическими репрессиями. В то время как их нынешние коллеги в постсоветских странах активно используют экономические и политические репрессии на фоне провала политики экономической модернизации.

Третьим, крайне важным фактором является внешняя среда, где главный союзник азиатских тигров – США — сыграл огромную роль в деле экономического развития Тайваня, Южной Кореи, Японии, Сингапура и.т.д. Американский фактор безопасности, американские субсидии (вследствие корейской и вьетнамской войны, благодаря которым эти страны получили оборонные заказы США) заложили основу экономического и индустриального подъёма. Наследие авторитарных руководителей азиатских тигров сегодня заключается в сбалансированной в основных параметрах социально-экономической структуре, которая в состоянии выдержать любые внутренние потрясения. Они сумели создать общество свободной конкуренции и частной собственности с сильными социальными гарантиями для различных слоев населения и одновременно утвердить основные принципы политической демократии – многопартийность, свободные выборы, обеспечение прав и свобод граждан. (Исключением здесь является Сингапур, где сохраняется авторитарное правление).

Характерной чертой многих азиатских государств, так называемых «азиатских тигров», является то, что модернизация осуществлялась в рамках западной и национальной модели развития. Примечательна здесь модернизация Малайзии. Инициатор малайской модернизации, доктор Махатхир Мухаммад проводил реформы, направленные, в первую очередь, на изменение ментальности, отношения граждан к торговле и повышение уровня образования. Так, доктор Махатхир ставил несколько основных направлений как целевые показатели и вокруг этого крутились все анонсированные реформы:

- ликвидация бедности среди населения независимо от расовой принадлежности (the eradication of poverty irrespective of race);

- ликвидация расовой монополии на отдельные виды экономической деятельности (the elimination of the identification of race with economic function). Так как долгое время в торговой сфере доминировала китайская диаспора Малайзии, в то время как малайцы исторически были заняты в сельскохозяйственной сфере;

- период культурной трансформации, направленный на приобретении новых навыков в торговле и технологии;

- освоение новых подходов, усвоение новых ценностей.

Как отмечали сами авторы малайских экономических реформ, новая экономическая политика Махатхира Мухаммада предусматривала проведение реструктуризации экономики с целью достижения более равномерного распределения национального богатства. Таким образом, главным элементом НЭПа были образование и профессиональная подготовка малайцев.

Как известно, страны Центрально-Восточной Европы больше преуспели в создании демократических структур, чем страны бывшего СССР. После распада соцлагеря страны Восточной Европы и страны бывшего Союза начали реформы, направленные на переход экономики от плановой к рыночной. Но удачные реформы и политика модернизация были более успешно проведены в странах ЦВЕ (соцлагере), чем в странах СНГ. Кроме того, существует различие в восприятии общественности, например, между Егором Гайдаром и польским реформатором Лешеком Бальцеровичом. В отличие от Егора Гайдара, Лешека Бальцеровича (автор знаменитых польских реформ в начале девяностых) не подвергали суровой критике, обвиняя во всех нынешних грехах экономики.

Причина их успеха кроется в том, что они во многом опирались на поддержку Европейского Союза. В странах же бывшего Союза демократические реформы и принципы свободного предпринимательства на деле оказались недостаточно эффективными, и государственное имущество оказалось в руках узких кругов околовластных предпринимателей с подозрительными биографиями. Более того, на этом фоне особенно выделяются дети чиновников и лидеров государств СНГ, на деле оказавшиеся удивительно «талантливыми» одновременно и в творчестве, и в бизнесе, и даже в управлении государственной службы.

Проблема модернизации «постсовка»

Примечательно, что сегодня проводится мало исследований по проблемам модернизации и демократической трансформации в постсоветских странах. Если посмотреть на все страны СНГ с высоты «птичьего полета», то очевидно, что все проблемы в социально-экономическом и политическом аспектах у этих стран идентичны, начиная от полицейского (милицейского) и чиновничьего произвола, кончая реформами школьного образования и здравоохранения.

Постсоветские страны тормозят реформы намеренно, стремясь сохранить статус-кво (читать как стабильность), и любые призывы к изменению сложившихся условий (т.е. модернизация) вызывают у элит болезненную реакцию.

Рассуждая над вопросом, почему экономики ЦАР нельзя назвать модернизационными, можно отметить оценку Збигнева Бжезинского на схожую тематику в своей статье «Большая трансформация», где он говорит об ошибках в трансформирующихся обществах. Так, Бжезинский полагает, что ожидания трансформирующихся обществ бывают слишком высокими, а представления о затратах и особенностях перестройки слишком наивными. Трансформация видится как непрерывный процесс, а на практике – это чередование конфликтных стадий, когда достижение одной стадии не обеспечивает достижения следующей. Часто было невозможно своевременно или одновременно создать политические предпосылки хозяйственных реформ, что приводило к несоразмерно шоковой терапии, к наращиванию роли государства во имя обеспечения реформ. Следовательно, этим объясняется увязывание реализации многих проектов с другими нерешенными проблемами, т.е. когда нерешенность одной проблемы влияет на решение другой проблемы.

Ни одна страна Центральной Азии за годы независимости не создала реальную модель модернизации. О модернизации говорили много, проводили различные бизнес-форумы, написаны уйма материалов об успехах экономических реформ в каждой стране Центральной Азии, но на деле все привело к тому, что в регионе сформировалась имитационная система рыночной экономики. По сути одинаковые, а по форме разные коррупционные системы вкупе с кумовством создали большой заслон для реальной модернизации. Теперь модернизация, как и патриотизм, монополизированы властными элитами стран Центральной Азии, которые по-своему трактуют и по-своему не проводят реальные изменения в обществе. Политическая модернизация предполагает создание сильных институтов, которые должны способствовать реформированию процесса принятия решений, участию большого гражданского общества, а также появлению системы сдержек и противовесов. К сожалению, на деле сильными и дееспособными институтами оказались правоохранительные органы, которые время от времени проводят «умеренную» (по сравнению репрессий ОГПУ, МГБ, НКВД) репрессивную политику по отношению к предпринимателям и политикам.

В статье Михаила Комина и О.Щербака прослеживается гипотеза о том, что в постсоветских странах имеет место своего рода «перепроизводство» силовиков – людей в погонах. Карьера «служилого человека» является там довольно распространённой, но вместе с тем не очень престижной (к недовольству выбравших её). В условиях слабой или оказавшейся в кризисе государственности, такое положение вещей способно стать источником серьёзных проблем: вместо того чтобы быть опорой государства и режима, «служилые люди» используют кризис для своего продвижения. Далее задается закономерный вопрос: каковы существуют перспективы демократизации, если главной движущей силой трансформаций выступает не средний класс, а непривилегированные слои общества, отчаявшиеся от бедности, коррупции, неравенства и отсутствия жизненных перспектив? Основная проблема заключается в том, что подобного рода слои, как правило, остаются вне поля зрения исследователей смены режимов.

Плохая наследственность

Центральноазиатские страны можно охарактеризовать определением Александра Эткинда, как паразитические ресурсозависимые государства. Они противопоставляются трудозависимому государству. По мнению Эткинда, в трудозависимой экономике нет другого источника благосостояния, кроме как работа населения. В этой экономике действует старая аксиома: стоимость создается трудом. В этой экономике и в этой политике нет налогообложения, если нет представительства. В сырьевой или паразитической экономике этот главный принцип демократии не работает, потому что государство не зависит от налогов – оно зависит от пошлины, и оно не зависит от представительства. Если население в трудозависимом государстве является основой национального богатства, то в ресурсозависимом государстве население становится избыточным.

Схожесть стран региона также заключается в том, что и власть, и народ играют свою отведенную им роль. Андрей Рябов в своей статье «Без Институтов» дает характеристику общественной системе в странах, «вышедших из коммунизма». В статье говорится, что «присущий инерционный потенциал доминирования государства над обществом и человеком проявляется в настойчивом стремлении новых элит монополизировать власть с помощью модифицированных иерархически-бюрократических структур и более продвинутых технологий манипулирования общественным мнением, в высокомерном пренебрежении высших слоев к обществу, в неукротимом желании превратить собственность в фактически наследственное право».

Другая, не менее важная проблема региона заключается в хроническом дефиците легитимности у правящих элит. Доказательством тому служат принимаемые экзотические решения о «национальном лидере», «основателе» и «основоположнике мира и стабильности», в результате чего населению дают понять, что статьи основного закона, то есть конституции, никак не распространяются на «национальных лидеров». Иногда, кажется, что элиты, во многом не верят в страну, которой руководят, в этом и кроется боязнь проведения фундаментальных реформ, направленные на укрепления национального развития. Следовательно, для консолидации своей власти, управленцы зачастую придумывают идеологию сплочения, и с чего происходит монополизация патриотизма, и объявления врагами, тех, которые выражают свое несогласие. Группа политиков среднего звена ощущают, что они управляют ненадолго и не всерьез, следовательно, им не нужны сильные институты, которые будут мешать в решение личных проблем и обогатиться за счет своего занимаемого положения.

В странах региона не выработана система сдержек и противовесов и механизма ротации власти. В Центральной Азии до сих пор нет примера мирного перехода власти от одного лидера к другому. Если взять даже пример Кыргызстана, который активно позиционирует себя как «островок демократии» в регионе, то мы можем увидеть, что не было еще ни единого случая, когда руководитель страны покидал свой пост после выборов. Пример добровольного ухода и.о. Президента Кыргызстана, госпожи Розы Отунбаевой здесь не считается, так как ее власть фактически была номинальной, в силу имеющейся элитарного консенсуса в стране после революции. Ситуация может измениться уже после выборов в 2016 году. Если выборы пройдут без эксцессов, то возможно, Кыргызстан может стать первой страной, в которой руководитель покинул свой пост после окончания своих конституционных полномочий.

Фактически, страны ЦА не имеют модели для модернизационного ресурса. К примеру, для России и Турции модернизационным источником служила Европа, для многих стран Восточной и Юго-Восточной Азии модернизационным ресурсом служили Соединенные Штаты Америки. В то же время, для Центральной Азии, парадоксально, нет ни одной близкой модели для проведения успешной модернизационной политики. Регион окружен странами, которые также нуждаются в технологиях, да еще находящиеся под санкциями. Фактически, Центральная Азия окружена странами, которые не меньше нас нуждаются в наукоёмких технологиях и в проведении структурных реформ.

«Хищнические» элиты

Слабую институционализацию региона можно объяснить различной методологической концепцией. В то же время, сложившаяся имитационная рыночная экономика в странах региона, дает нам понять, что все неформальные институты и отношения складываются по причине того, что в этих странах исторически всегда доминировал раздаточный тип экономики. Раздаточный тип экономики – это когда, государство в течение длительного периода сначала собирает собственность в своих руках, а потом раздает ее частным владельцам.

Вспомним историю региона периода ханств, когда хан имел в своих руках обширные земли. Такие земли назывались Мульки султани – государственные земли, получаемый от них доход поступал на ханскую (эмирскую) казну. Государство как бы концентрировало в своих руках всю собственность, и по своему усмотрению передавало или отбирало у собственников. На государственных землях работали крестьяне (дехкане), налоги шли напрямую в казну. В этом отношении, хан мог всегда дарить государственную землю или целые селения своим соратникам, духовным лицам или политическим деятелям по принципу танхо. В то же время, земли, подаренные в форме танхо, не могли превращаться в частную собственность, владельцы только имели право собирать налоги с работающих на них дехкан. Таким образом, можно сделать вывод, что раздаточный тип экономики в регионе имеет свои исторические корни в Центральной Азии.

Данная форма не изменилась и после распада Советского Союза, когда вроде бы в регионе утвердилась рыночная экономика. На деле мы видим своего рода имитационную рыночную экономику, где роль успешных предпринимателей выполняют близкие или родственные люди к властным структурам. Фактически, данная форма выстроилась во всех странах постсоветского пространства, за исключением стран Прибалтики.

Характерные черты раздаточного типа экономики в Центральной Азии: сжимающийся внутренний рынок, не слишком последовательная и предсказуемая экономическая политика, а также сформированные «карманные» или системные олигархи, связанные с властными элитами, которые совместно входят в долю в дележе финансового пирога. Та экономика, которая существовала и существует сейчас, весьма неэффективна и сегодня дает сбои. На повестке дня де-факто стоит разработка новой модели экономики. Остальные сферы худо-бедно справлялись с большим сбоем и скрипом. В странах региона выработана фактически огосударствленная экономика, где сохраняется высокая доля государственных банков и предприятий. Таким образом, в каждой стране формируется своеобразная чеболизация, когда люди для обеспечения безопасности своим финансовым капиталам идут во власть, и, следовательно, становится очень сложно определить, какие интересы они преследуют во власти: свои финансовые интересы или государственные задачи?

Постепенно такая система формирует бюрократов, которые боятся изменений, проявляют тенденцию все спустить на тормозах. В результате, все реформы не могут превратиться из идеи в конкретные дела. Бюрократы привыкают писать правила, при этом, мало заботясь о том, как они будут воплощаться в жизнь

Бывшие партийные функционеры и «красные директора» в постсоветских странах никуда не ушли. Да, была пропаганда, осуждающая их деятельность, да, были уволены или отправлены на пенсию бывшие чекисты из политического отдела. Вчерашние комсомольцы из идеологического отдела сегодня монополизировали патриотизм, везде ищут предателей и вредителей духовным ценностям, что еще больше доказывает факт проблемы модернизации общества.

Каждый лидер сформировал своих карманных олигархов, экономика сосредоточена вокруг его семьи или близких соратников. В ситуации, когда конституционное право на частную собственность не работает, а чиновник вкупе с силовиком с лёгкостью может «отжать» бизнес и имущество, не говорить о возможных социальных конфликтах -совсем неправильно.

Новая форма экспроприации экспроприаторов будет осуществляться не толпой, а представителями этой же элиты. Когда нет гарантии на неприкосновенность на частную собственность, естественно, конкурент будет стремиться вырвать у него все контрольные пакеты со своими единомышленниками. Мы можем стать свидетелями нового передела собственности со всеми вытекающими последствиями, из-за этого все политики так сильно озабочены возможными «майданами», после которых многие их имущества могут быстро перейти к новым хозяевам. Cложности в экономиках Центральной Азии, рост цен, падение покупательной способности, доходов и пенсий, могут подтолкнуть к новым соблазнам репрессий. Регион стремительно теряет инвестиционную привлекательность, что ведет к инвестиционному голоду.

Девальвация человеческого капитала

В процессе модернизации одной из главных целей должно быть развитие человеческого капитала. Сингапурская и малазийская, тайваньская или южнокорейская модели модернизации (с которыми пытаются себя отождествлять некоторые руководители стран ЦАР), главным образом, делали акцент на реформировании системы образования, которая поставляет кадры для новой экономической модели.

Знаменитый французский экономист, автор книги «Капитал в XXI веке» Томас Пикетти, рассуждая на тему, в чем заключается секрет надежной экономики, отвечает: «самое важное для будущего – это инвестировать в знания, в высшее образование. Вот лишь один из примеров, иллюстрирующий то, чего мы не делаем, хотя должны». Необходима модернизация университетов, где университет представляет собой уже самостоятельный мозговой центр. Должна быть своя школа, на основе которой воспитываются высококвалифицированные кадры с ясными знаниями. Как показывает практика, наиболее успешно модернизация происходит в тех странах, где существуют автономные университеты, где они независимы от всяких идеологических оболочек, где, прежде всего, ценится профессионализм, а не идеологические предпочтения. Смотря на регион, мы не можем обнаружить ни одно учреждение, где бы сформировалась особая университетская атмосфера с академической свободой.

Другой момент: когда те или иные важные проекты, гранты правительства отдаются академическим сообществам, академические сообщества на основе своих теоретических и прикладных школ предлагают варианты решения наиболее актуальных проблем в стране. Если посмотреть на Китай, то сейчас там формируется отдельная аналитическая группа под названием «Группа-50», которая объединяет собой академические, политические и экономические сообщества страны для обсуждения и поэтапного внедрения различных либеральных мер в сфере экономики Китая. По мнению российского синолога В.Лузьянина, «для Китая данная группа весьма новая в своем роде. Ведь здесь обсуждаются от самых мелких до самых радикальных либеральных мер в деле нового этапа модернизации Китая».

Если мы посмотрим на постсоветские страны, то, к сожалению, не сможем обнаружить подобной практики. Ни в одной стране СНГ невозможно определить школу исследования, экспертов, политиков, которые действительно могли бы влиять на бюрократический аппарат государства. И данная тенденция растет, несмотря на то, что наиболее часто употребляемыми словами политических лидеров государств, являются «модернизация», «децентрализация», «реформа».

Здесь следует сделать акцент на проблеме оттока квалифицированных кадров, которая наносит удар по модернизации общества и экономики в Центральной Азии. Если обратить внимание на цифры, то долгое время лидерство по «утечке мозгов» сохранял Узбекистан, по итогам 2013 года получивший 6,6 баллов из 10 по Индексу (Failed States Index), общественной организацией The Fund for Peace. В Кыргызстане и Таджикистане данный показатель составлял по 6,1 баллов. В Туркменистане «утечка мозгов» тогда была оценена в 5,1 балла. Особенно в нынешнем состоянии сохраняется огромная тенденция к опустошению человеческого капитала. В будущем такое положение дел серьезно повлияет на кадровую политику всех стран региона. Этот результат мы можем обнаружить через 15 лет, когда реально начнет сказываться нехватка кадров и специалистов.

Если два года назад Казахстан сохранял достаточно хорошее положение среди членов СНГ по уровню «утечки мозгов», где по этому индексу бы зафиксирован минимальный показатель оттока человеческого капитала в 3.8 балла, сейчас, в связи с кризисом и с девальвацией валюты отток кадров сильно увеличился. По данным Комитета по статистике МНЭ РК, в 2015 году из Казахстана уехало 30ю080 человек. Это максимальное число казахстанцев, отправившихся на поиски лучшей жизни с 2011 года. Сальдо миграции, то есть разница между теми, кто уехал из Казахстана, и теми, кто приехал в Казахстан, является самым большим показателем с 2002 года. Как заявляется в статье Евгения Кучетова «Утечка мозгов, из Казахстана уезжают лучшие, приезжают разные» на одного приехавшего в Казахстан в 2015 году приходится практически два человека, покинувших страну. Как отмечает большой специалист в биотехнологии Дамель Мектепбаева, ученые уезжают не за зарплатой, а за академической свободой. То есть, не всегда люди покидают страну из-за малой зарплаты. Вмешательство бюрократического аппарата в сферу науки выталкивают активное меньшинство на поиск новых мест, в результате чего самые лучшие кадры вынуждены покинуть страну, тем самым еще больше усугубляя положение проблемы модернизации государства.

Это отчасти вызвано неравномерностью рынка труда в регионе: с одной стороны перепроизводство трудовых ресурсов, с другой — нехватка рабочих мест для населения. Как известно, неравновесие на рынке труда обычно связывается с влиянием спроса. Основным параметром, воздействующим на этот рынок, считается соответственно динамика производства. Если посмотреть на производство в Центральной Азии, то оно все больше подает признаки деградации, особенно, это ярко чувствуется в таких странах, как Таджикистан, Кыргызстан и Туркменистан.

На первый взгляд, рынок труда в странах региона подает признаки стабильности, особенно, на фоне роста рождаемости и снижения смертности, увеличения экономического активного населения, а также увеличения доли работающих женщин. С другой стороны, высокий рост рождаемости сильно влияет на повышение уровня безработицы и выталкивание многих на обочину экономической жизни.

Через определенное время, например, спустя 20-30 лет, мы сможем констатировать завершение «бэби-бума» в регионе, и даже начало старения населения. Сейчас уже выглядят экзотикой семьи с 10-12 детьми, хотя раньше это считалось нормой. Цифра рождаемости постоянно снижается, в 70-80 гг. в семьях среднем были 6-8 детей, сейчас цифры колеблются в районе 3-4, а будущем уже в 1-2. В самой многочисленной стране региона — Узбекистане — рождаемость все последние годы снижается (с 3,9 в 1993-м до 2,2 в 2013-м). При улучшении условий для рождаемости и снижении смертности детей в Центральной Азии будет наблюдаться замедление рождаемости.

Реформа ментальности — процветание всего региона

Как было отмечено выше, на сегодняшний день в странах Центральной Азии продолжают доминировать традиционные институты, которые, кстати, не были полностью искоренены даже при атеистическом строе, а исторические неформальные клановые отношения только модифицировались под требования современности. Первым шагом для реальной, вместо имитационной, модернизации станет слом традиционных институтов, которые тормозят проведение реальных реформ. Как справедливо отмечал знаменитый культуролог Сергей Аверинцев: «Новаторство — это традиция ломать традиции». Грубо говоря, центральноазиатским странам нужна реформа ментальности.

Важность этого момента отмечал Кишор Махбубани в своей книге «Способна ли Азия думать?» (Can Asia Think?). По его мнению, причиной упадка многих великих азиатских государств стала, прежде всего, ментальная колонизация. А Махатхир Мухаммад считал, что в интеллектуальном смысле во многих азиатских обществах начался регресс. По его мнению, ранние успехи азиатских государств не сопровождались интеллектуальным возрождением. Вместо этого все более и более вовлекались в споры по незначительным вопросам, таким как: «соответствуют ли Исламу узкие брюки и кепки с козырьком», «следует ли разрешить печатные машинки» и «можно ли использовать электричество при освещении мечетей», вследствие чего, азиаты проспали Промышленную революцию. Сегодня же, постсоветская Центральная Азия переживает не самые лучшие времена, пока политики не примутся к проведению реальных реформ, то всем государствам Центральной Азии обеспечено отставание по всем пунктам мирового стандарта, и сохранение устойчивых позиций в мировом аутсайдерстве.

Центральноазиатские страны должны реально выбрать модернизационный источник, пока же разговоры, как «мы изучаем опыт передовых стран мира», ни к какому эффекту не приведут, и, наоборот, все больше будут тормозить имитационную модернизацию и демократизации.

На мой взгляд, лучшим и наиболее достойным источником модернизации являлись бы страны Юго-Восточной Азии и Восточной Азии. Мы должны изучать опыт, как различные модели приживались и развивались в традиционных обществах. Сколько бы ни восхищались опытом Берлина, Лондона и Парижа, в силу принадлежности наших стран и развитых стран к различным мирам, это не даст реального эффекта. Кивание в сторону США, Великобритании, Франции и Германии будет приводить только к усилению максималистских устремлений без реальных достижений.

В то время, как идет процесс регионализации торговых блоков и объединений, Центральная Азия фактически остается регионом-«изгоем», который не в состоянии предложить нормальную и адекватную региональную торговую стратегию для развития сотрудничества в торговли. Споры по мелким пограничным вопросам создают негативный фон для инвесторов, что является одинаковой угрозой для всех государств Центральной Азии.

Если страны региона нуждаются в оздоровлении экономики, то, естественно, они должны создать безопасные условия для иностранных инвесторов. Для стабилизации экономического положения и перезапуска модернизационных процессов в регионе, нужны, прежде всего, гибкость и прагматизм, отход от твердолобой политики и смотреть на будущее с реальными идеями. Новая политика «сдержанных амбиций» должна работать в русле средних и малых проектов. Наши политики изначально ставят максималистские цели, которые, мягко говоря, очень далеки от реализации.

Когда во всех странах региона существует слабеющая непривлекательная модель развития без движущей силы модернизации, нет и речи о прогрессе. Для этого нужны ясные стратегические планы по разработки программ торгового партнерства. Именно, после этого и будет реальная модернизация в регионе, которая превратит ЦА в регион благополучных и стабильных (хотя и не слишком дружественных) стран.

Рафаэль Саттаров. Специально для Central Asian Analytical Network