С другой стороны, несмотря на упомянутые факты, представления о мирном турецком населении изменялись не только в худшую, но и в лучшую стороны. Многие современники явно не ожидали увидеть со стороны турецких жителей столько добродушия и приветливости к русским воинам, становившихся всё более заметными к концу войны. Например, В.М. Вонлярлярский упоминал об излишнем запугивании людей фанатизмом турок накануне освободительного похода: «Болгария оставалась для нас совершенно неизведанной страной. Я помню, например, как нас пугали фанатизмом турок, остерегали, что неприятель будет отравлять колодцы, и потому рекомендовали быть осторожными при употреблении воды. Вместо того оказалось после переправы через Дунай, что в Болгарии колодцев почти нет, а есть фонтаны, обделанные камнем, с написанными на них изречениями Корана. Из маленького отверстия течёт чистая как хрусталь вода: отравить фонтан невозможно, да и вряд ли какой турок решится это сделать, потому что всякий мусульманин считает его священным и даже тому, кто устроит подобный фонтан, Коран обещает рай Магомета»
В воспоминаниях современников довольно чётко прослеживается тенденция улучшения отношения мирных турок к русским ближе к концу войны, что, видимо, напрямую связано со всё возрастающей усталостью от затянувшегося конфликта и постоянных поражений турецких войск. Так, В.П. Мещерский был очень удивлён взаимоотношением русских солдат и населением только что взятого Карса: «Кроме величественности укреплений, кроме великолепия видов меня поразило то добродушие, с которым жители Карса, без различия пола и возрастов, встречали победоносного Главнокомандующего. Измученные осадою, они встречали, забыв свой национальный и религиозный фанатизм, избавителя от долгих лишений и страданий»
ного подобных упоминаний встречается в дневнике М.А. Газенкампфа: «…14 января, пехота генерала Шнитникова заняла без боя Демотику и Узунь-Кепри. Жители, в том числе и мусульмане, встретили наши войска торжественно с хлебом-солью, как избавителей от баши-бузуков и черкесов»552. В своём дневнике офицер приводил мнение главнокомандующего – великого князя Николая Николаевича – относительно общего настроения турок в конце войны: «…Турки ждут с нетерпением скорей покончить дело и заключить мир… Турки весьма любезны и во всём до крайности предупредительны»553. В отчёте, телеграфированном императору 1 февраля 1878 г., великий князь отмечал, «что турки везде исполняют все условия перемирия с самой педантической добросовестностью, как бы желая высказать этим своё искреннее желание быть с нами в дружбе»554. О своём пребывании в Сан-Стефано Михаил Александрович отмечал, что наряду с другими мирными жителями «сами турки относятся к нашим войскам с полнейшим дружелюбием: выражают открытую радость нашему приходу и даже сами спрашивают, когда мы придём в Константинополь?»555.
Среди российских участников русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. были и такие, кто отдавал в своих мемуарах должное определённым чертам поведения и внешнего вида турок. Так, С.П. Боткин вообще при отношении к какому-либо народу учитывавший его общий антропологический и психологический тип, отмечал: «Насколько болгары имеют вид тупой, заспанный, настолько турки имеют вид интеллигентный, бодрый, гордый; лица их чрезвычайно живописны, особенно у стариков, с седыми бородами, в белых чалмах»563.
В.А. Сухомлинов также, несмотря на своё критическое отношение к туркам, отмечал честность мусульман Болгарии: «На одном из ночлегов я под подушкой оставил все свои деньги, и через несколько вёрст нас догнал на неосёдланной лошади хозяин-турок и вручил мне мои капиталы. Надо отдать справедливость мусульманам: честность, чистота и порядочность у турок замечательны»564.
