"Золотой город". Донецк изменился во время войны. Он стал другим. Не прежним центром «олигархов», а гордым и прекрасным русским городом. О жизни в Донецке во время и после войны специально для Vesti.Латвия написал известный русский журналист .

Более полугода я прожил на улице Молодых шахтеров в нескольких километрах от донецкого аэропорта. Здесь почти никогда не стихали звуки артиллерийских баталий – временами снаряды ложились так близко, что со стоном вздыхали все оконные рамы – казалось, что следующего удара они уже не выдержат – а на улице хором начинали рыдать, как дети, машинные сигнализации. Рядом с моей девятиэтажкой снаряд приземлился лишь раз, да и то не взорвался — буквально через дорогу метрах в ста пятидесяти в асфальт врылась «градина» — подарок с «той» стороны. А вот уже ниже по улице – метрах в шестистах – несколько домов были разрушены прямыми попаданиями.

Осенью и зимой город казался пустым и необжитым: мало людей, мало машин и постоянные громовые раскаты – ближе, дальше. «Это исходящий, а это прилетело», — комментировали «специалисты». Я, чтобы проехать по городу, выбирал ул. Челюскинцев, поскольку установленные на ней светофоры не работали вплоть до Крытого (центрального) рынка города и можно было несколько километров проехать с ветерком, не останавливаясь. Открытые цветочные ларьки на Крытом вызывали странное чувство – они казались не только вызовом здравому смыслу, но и символом нежелания предаваться отчаянию, мириться с логикой войны.

Многие говорили, что город покинула половина его жителей, из моего района уехало точно больше. В доме напротив вечерами горело около четверти окон. Но людей в Донецке оставалось немало — чтобы убедиться в этом, нужно было просто заглянуть в любой супермаркет, тот же «Амстор» на Ильича. Вполне приличные очереди у касс, сотни покупателей в торговом зале. Да и на центральных улицах – Артема, например – пешеходов было достаточно. Жизнь замирала через три-четыре улицы от центра. В районах же, которые находились на значительном удалении от зоны обстрела – каком-нибудь Буденновском, — казалось, вообще мало что изменилось с предвоенных времен: магазины, рынки, детские площадки, йоркширские терьеры на поводках, дети, пенсионеры, велосипеды, коляски.

Но в целом, и в эти страшные месяцы город жил, не оплакивая себя – он был собран, спокоен и функционален. «Аварийщики» выезжали, как только утихал очередной обстрел, латать новые дыры, обрывы, разрушения. Свет в моей квартире пропадал часто, но обычно всего на несколько часов – при этом всегда можно было, позвонив в районную администрацию узнать, что произошло и когда электричество вновь появится. То же и с водой. Дворники ожесточенно сбивали наледь с пустынных мостовых, цепью двигались по заметенным проспектам снегоуборочные машины. Слаженность, с которой городские службы устраняли последствия артиллерийских ударов, вызывала даже некоторое удивление: «Зачем так стараться, все равно снова разрушат?» На самом деле, было абсолютно понятно, зачем так стараться. Город знал, что в нем живут его люди, и не мог позволить себе хотя бы на секунду остановиться, опустить руки в отчаянии, он обязан был поддерживать этот постоянный ток крови в собственных артериях.

Сегодняшний Донецк, утопающей в осени, золотой от слетевшей листвы, как утверждают местные жители, уже почти ничем не отличается от довоенного. В конце августа, без всяких видимых причин, словно по мановению волшебной палочки, почти сразу замолчали пушки. 1-го сентября донецкие дети пошли в школы по всему городу не «под грохот канонады», а на фоне непривычной, оглушительной тишины. Уже недели через три, когда стало очевидным, что режим прекращения огня установился надолго, в Донецк стали возвращаться люди. Сегодня, по данным донецкой городской администрации, в столице ДНР уже находится примерно 800-850 тысяч человек против предвоенного миллиона.

Сотни магазинчиков, кафе, ремонтных ателье по всему городу оповещают прохожих: «Мы открылись», «Мы работаем». На дорогах иногда образуются пробки, скорость на городских дорогах упала километров до 50-ти из-за плотного траффика и правил дорожного движения, которым автовладельцы под пристальным наблюдением многочисленных патрулей донецкой автоинспекции вернули свое уважение. Внутри городской черты уже почти не осталось блок-постов, порядок поддерживают не военные, а полиция. Людей в камуфляже на городских улицах все еще довольно много, однако редко когда встретишь военного с оружием. Вообще, дисциплина в рядах ополчения, похоже наведена железная. Человек с автоматов перестал восприниматься как уравнение с большим количеством неизвестных – то ли защитник, то ли грабитель, то ли и то, и другое вместе.

Рублевое пространство

ДНР – это уже тотально рублевое пространство. Цены только в рублях, расчет еще кое-где производится в гривнах. В супермаркетах на десяток касс работает одна, в которой можно расплатиться украинской валютой.

Бич республики – это бедность. Средняя зарплата врача, учителя, служащего – меньше ста долларов, полицейского, военного пожарника – около 250, что по местным меркам считается вполне приличным заработком, пенсия – чуть больше 45. Понятно, что на эти деньги не разгуляешься. А цены, как говорят дончане, «атомные», российские, а то и несколько выше, поскольку продукты, да и вообще все товары, теперь в основном везут именно из России. Украина перекрыла доставку товаров на линии соприкосновения – украинская продукция, если и попадает в ДНР, то сильно прибавив в цене за счет взяток, которые вымогают на украинских блок-постах.

Во многих дворах стоят фуры из Ростова, Краснодара и других южнорусских городов. Картофель, лук, помидоры и другие овощи здесь по ценам на несколько рублей ниже, чем в магазинах или на рынках. Пожилые люди закупаются мешками – картошке этой зимой предстоит стать основным продуктом на столах большинства жителей города.

Город обеднел, но не утратил достоинства и витальности. Роскошь, которую культивировал центр Донецка в предвоенные годы – все эти бесконечные бутики с модными брендами, салоны с дорогой компьютерной техникой, ювелирные магазины с баснословно дорогими украшениями, так и не открылись. Кому это все теперь покупать? Но помещения не пустуют. Здесь, вместо торговли итальянской обувью, теперь ателье по пошиву и ремонту одежды, там заработала недорогая кофейня, еще через десяток метров продают шаурму. Лоск, наведенный на Донецк олигархатом, послетал, и под ним обнаружился прекрасный русский город – дружелюбный, простой и гордый."