На следующий день после теракта в подмосковном Красногорске по всей стране вслед за шоком от жестокого и хладнокровного убийства десятков людей, а затем поджога гигантского развлекательного центра, где в огне погибли еще в три раза больше людей от рук таджикских террористов, прокатилась волна ксенофобии.

Привычная надпись на смартфоне при заказе такси: «Водитель уже в пути», а за ней новый вопрос: «А вы кто по национальности?» Если за рулем сидел водитель-таджик, заказ немедленно отменялся.

Это только один пример, а на самом деле, их было намного больше. Таджики, которые десятилетиями мели наши дворы, копали ямы, строили наши дома и развозили нас по городам, а мы чертыхались, что они так и не выучили русский язык, оказались во враждебном окружении.

По данным властей Таджикистана, сейчас в России проживают более 3 миллионов этнических таджиков. Только за первую половину 2022 года на заработки из Таджикистана выехали 322 тысячи человек, 90% направлялись в Россию. В 2023 году российские паспорта получили более 160 тысяч граждан Таджикистана, а за два года — больше 300 тысяч.

Мигранты, живущие и работающие в России, к ксенофобии привыкли. Российское общество перестало быть сентиментальным, говорит историк Алексей Макаркин, когда речь идет о чужих. Оно не вчера отдалилось от советского официального флера интернационализма и давно перестало считать, что все люди — братья.

Мигранты об этом знают и терпят — потому что на деньги, которые они заработали в России, живут их семьи и держится экономика целой страны. Но и Таджикистан за последние 20 лет сильно изменился, превратившись в страну-экспортера гастарбайтеров и джихадистов. Дорога назад — это путь в железные объятия вечного Рахмона.

Таджикистан — бедная страна, пережившая в 1990-е годы кровавую гражданскую войну. Она закончилась компромиссом противоборствующих сторон. Президентом с 1992 года остается Эмомали Рахмон, сохранивший за собой пост и ставший фактическим победителем. По итогам войны оппозиция получила свою квоту во власти, но удержать ее не смогла, говорит Алексей Макаркин:

— Ситуация закатана под асфальт. Оппозиция может участвовать в политическом процессе, а может и не участвовать. Но проблема в том, что оппозиция исламистская. Допускать их к власти не хотел ни Рахмон, ни те силы, которые его поддерживали во время гражданской войны. Допущение исламистской оппозиции к реальной конкуренции столкнулось с проблемами.

Во-первых, если бы исламская оппозиция получила власть, этого не поняли бы другие авторитарные, хотя и светские режимы региона. Для них политический ислам — угроза. И другая проблема — как отличить умеренных исламистов от радикальных? В Душанбе решили не рисковать — Партия исламского возрождения Таджикистана была запрещена в 2015 году.

Политолог из Таджикистана Зафар Салимов (имя изменено) рассказывает:

— Многие наблюдатели считают, что эта партия сдерживала радикализацию, потому что она продвигала традиционный ислам. Эта партия была альтернативой для очень многих верующих мусульман. Частично произошла радикализация таджиков после запрета этой партии. Ее запрет был лишь частью антиисламской кампании в Таджикистане. Сама кампания была очень широкой. Были закрыты многие мечети, введены ограничения посещения мечетей до 16 лет. Женщинам также запрещено посещать мечети. Власти видели в этом эффективные меры для деисламизации общества.

Таджикистан, помимо того, что это бедная страна, это еще и очень юная страна. Число молодежи до 35 лет превышает 70% населения. Очевидно, что молодые люди отличаются активностью и пассионарностью. Их отъезд на заработки в Россию стал для правящей верхушки Таджикистана способом выпустить пар из котла. Зафар Салимов описывает эту ситуацию так:

— Вся энергия выходила туда, они там работали, высылали в республику деньги, и платежеспособность населения была обеспечена во многом благодаря платежеспособности этих граждан. Это, в свою очередь, влияло на социально-экономическую стабильность в стране. Это знают в Таджикистане, это знают в России. С одной стороны, настроения, которые мы видим в России, объяснимы. С другой стороны, если это будет продолжаться, внутри Таджикистана это очень негативно скажется на социально-политической обстановке.

Во всех республиках бывшего Советского Союза новая идентичность наций складывалась с начала 1990-х годов. В Таджикистане из-за гражданской войны этот процесс начался с опозданием на 10 лет, только в 2000-х годах.

— В страну вернулись молодые проповедники, которые учились за рубежом. Началась популяризация ислама. В советские времена была советская идеология. Государство предлагало свое и другой рукой запрещало все, что было связано с традициями, религией. Наступило время, когда в обществе был запрос на идею, идеологию, а государство ничего не могло предложить. Тогда эту нишу занял ислам, и он был не всегда традиционный, — рассказывает Зафар Салимов.

Сейчас в политически активный возраст в Таджикистане входит совершенно новое поколение таджиков. Они фактически выросли вне семьи, потому что их родители были на заработках. Как говорят в Таджикистане, это очень маргинальная молодежь.

Система образования после войны так и не была восстановлена. Она полностью деградировала. Каким-то умным людям в Министерстве образования России пришла в голову хорошая идея на государственные деньги открыть в Таджикистане школы. Историк Александр Дюков ведет свой телеграм-канал и рассказывает:

«Предполагается, что выпускники этих школ будут лучше готовы к интеграции в российское общество. Но гладко было на бумаге, потому что… в программе учебного курса по истории таджикского народа говорится о российской оккупации. Из программы учебного курса истории до 1917 г. мы узнаем, что сначала было нашествие царской России, потом оккупация, потом колониальный период и антиколониальная борьба. Это программа курса в российско-таджикской школе, которая ведет образование по федеральным государственным образовательным стандартам России.»

— Есть тенденция, и ответственность несет именно государство. Несменяемость власти, в стране плохие экономические условия, отсутствие социальных лифтов. Молодежь не знает, как себя реализовать, они ищут утешение в религии. Сейчас много заинтересованных людей в поисках пушечного мяса. В итоге получается, что таджики становятся жертвой своего положения, — делает неутешительный вывод таджикский политолог.

По мнению политологов, таджикские власти создали для себя идеальную модель. Трудовые мигранты полезны для России, потому что на этом строится экономическая модель не одной отрасли, от строительства до электронной торговли. Основа ее — дешевая рабочая сила.

Но для Таджикистана преимуществ отправки граждан к северному соседу еще больше.

— Из России поступают средства. Деньги кормят семьи, и семьи более спокойно относятся к режиму Рахмона. С другой стороны, из страны вымываются потенциальные активные недовольные. Для Рахмона эта модель фактически идеальна, — считает Алексей Макаркин.

Никаких вертикальных социальных лифтов в стране не существует по факту. Из вернувшихся только малая часть найдет работу, и то, если они будут принадлежать к «правильному клану». Для всех остальных работы в Таджикистане просто нет.

Инвестиции правящему клану не нужны, рабочие места не создаются. Всем, кто хочет работать, дорога из Таджикистана открыта. Это может иметь последствия, предупреждает Алексей Макаркин:

— Это такая гремучая смесь. Проповедники всё равно будут с ними работать, будут их обрабатывать, это гремучая смесь, когда, с одной стороны, люди подвергаются обработке со стороны экстремистов, и в то же время у них нет работы. Если есть работа — больше шансов, что работающий человек меньше будет подвержен влиянию проповедника и не станет террористом. Если же он без работы, то вероятности больше.

— Рахмон создал такую систему, где его ужасно боятся. Таджикистан экспортирует сейчас два товара: гастарбайтеров и джихадистов. Эти люди идут и взрывают себя где угодно, кроме как в Таджикистане. Они настолько его боятся, что в Таджикистане ничего такого не происходит. Он очень жесткой рукой это давит, а они идут в Россию, в Иран, Афганистан, — говорит Зафар Салимов.

Перефразируя российского императора Александра III о двух союзниках России, в Таджикистане их также два — российская военная база и ОДКБ.

Расположенная в Душанбе 201-я военная база ВС РФ — это «глаза и уши» России в регионе.

— У 201-й базы две задачи в Таджикистане — защита радиолокационной станции системы «Окно», которая позволяет вести радиолокационную разведку в интересах РФ на половину полушария. Вторая задача — прикрытие госграницы с Афганистаном и оказание помощи таджикским силовикам в случае прорыва границы и так далее, — говорит политолог Андрей Серенко.

Раньше здесь в горах стояли пограничники. Они были заслоном наркотрафика в Россию из Афганистана. Пограничников давно вывели, как следствие, ситуация на границе значительно ухудшилась:

— Сейчас граница — дырявое решето. Через границу можно переправить что угодно и когда угодно. Я общался с афганцами еще в период существования республики в Афганистане. Специалисты, которые занимались этой проблемой, не скрываясь, говорили, что существует твердая такса — 200 тысяч долларов стоит час дырки на границе. Выбирается участок границы, платится 200 тысяч долларов, и через эту границу вы можете хоть танки вести. Оплата производится прямо на границе. Что называется: продлевать будете?

Поэтому на «северный маршрут» наркотиков приходится около 15% всего афганского наркотрафика.

России радиолокационная база крайне необходима. Рахмону необходима и Россия, и база, говорит Алексей Макаркин:

— Это и внутренний стабилизирующий фактор, и внешний. Афганистан рядом, а в нём — огромная таджикская община. В Афганистане вторая по величине община страны — таджики. Поэтому, конечно, это и для возможных внутренних рисков и внешних, из Афганистана. Внутренние риски мы видели по Казахстану, когда туда перебрасывали войска ОДКБ для стабилизации ситуации. База ему совершенно необходима, она там и останется.

Таджикский президент надеется, что ему как союзнику России по ОДКБ северный сосед не станет вставлять палки в колеса. Для него важно, чтобы трудовые мигранты как можно дольше оставались вдалеке от его страны, поскольку переводы людей семьям — единственная экономическая модель, которая есть в Таджикистане. Любые пассионарии могут помешать транзиту власти, которую правящая семья сейчас как раз и готовит.

Но и для самой России выгнать таджиков или других мигрантов — не альтернатива, уверен Алексей Макаркин:

— Если выгнать мигрантов, какой эффект будет для неё? Во-первых, часть рабочих мест будет просто не занята, а в другой части окажутся люди, которые будут требовать бОльших зарплат и бОльших гарантий. А это удар по экономической модели, которая в этих отраслях — строительстве, ЖКХ — уже сложилась.

Сейчас в России всплеск, но всплески заканчиваются, и дальше люди живут как и раньше. Новые законы будут принимать, но потом, как и старые, будут сами обходить, уверен историк. Примеров тому было в нашей новейшей истории очень много.

https://newizv.ru/news/2024-03-28/dilem … dut-428644