Многие возмущаются «откровенными» кадрами задержания подозреваемых в последнем теракте. Умные люди справедливо замечают, что западные спецслужбы по факту делают и хуже, но стараются все это хотя бы прятать в удаленных от публики местах (Гуантанамо), чтобы поддерживать реноме цивилизованного государства. Открытая демонстрация насилия со стороны правоохранителей обычно характерна для всяких «нехороших» режимов. Явная избитость подозреваемых плоха еще и тем, что вызывает сомнения в качестве сделанных ими признаний. У них же на лбу не написано, что это «те самые». Человек, далекий от «органов», на это смотрит и думает: «Меня бы так прессовали, я бы тоже признался в чем угодно».

Как можно догадаться, с точки зрения властей потеря реноме окупается определенным «педагогическим эффектом», который власти хотели бы довести до потенциальной «группы риска». Об этом мы и поговорим подробнее.

Украина, вероятно, войдет в учебник истории как изобретательница нового вида международного терроризма, когда исполнителями становятся не идейные фанатики, а случайные отморозки, нанятые дистанционно с помощью интернета или телефона. Сначала украинские спецслужбы опробовали эту методику, организуя индивидуальные покушения, а теперь «повысили градус». Такой метод позволяет добиться «идеального» эффекта с точки зрения упырей-организаторов. С одной стороны, все понимают, что это СБУ, - и почерк, и уровень зверства говорят об этом, - но все конкретные ниточки обрезаны и формально не подкопаешься.

«Подбор персонала» в этом формате терроризма позволяет организаторам добиваться дополнительных внутриполитических эффектов, что делает его еще более опасным и дестабилизирующим. В частности, затронуты болезненная для страны многонациональная тема, а также тема бесконтрольной миграции, в отношении которой между населением и властями есть серьезная напряженность. Государству в данном случае пришлось «наступить на горло собственной песне» и, хотя на уровне дискурса была запущена очередная волна «дружбы народов», картинка все это перебила. На уровне картинки получилось так, что лицо избитого таджика (шире, «южного мигранта»), было сделано «главным символом терроризма в России», что для нашей информационной политики совершенно не характерно. Государство, на глазах у всего населения, продемонстрировало от своего имени такой формат обращения с «гостями с юга», в котором ранее обвинялись исключительно скинхеды. Я не верю в случайность и в произвол исполнителей: скорее всего, кем-то наверху нужный «педагогический эффект» был сочтен более важным, чем «уроки толерантности».

Создается впечатление, что власти вдруг осознали, что благодаря их собственной миграционной политике круг потенциальных исполнителей таких терактов неизмеримо вырос, и СБУ может хоть каждую неделю устраивать по «Крокусу» по такой же дистанционной схеме. Поэтому они решили быстро и наглядно донести до всей аудитории потенциальных наемников-исполнителей послание о том, что желание «получить более высокооплачиваемую и интересную работу» таким способом приведет только к такому же печальному результату. Не пятьсот тысяч на тарелочке с голубой каемочкой, а отрезанное ухо будешь жрать и давиться. Соучастников приказано не жалеть, скидок на «дружбу народов» не делать, не отмажет ни диаспора, ни посольство. Поэтому жестокость в отношении обвиняемых демонстрируется так открыто и бесцеремонно, и нет попыток заретушировать их происхождение.

Дело, конечно, не в том, что исполнителями таких терактов могут быть «исключительно таджики» или «исключительно мигранты с юга». Кто угодно может быть. С точки зрения социологии, «группу риска» для «наемного терроризма» составляют люди, в отношении которых выполняется сразу два условия:

1) Низкое социальное положение, нехватка денег, отсутствие постоянной работы, недостаток уважения со стороны окружающих. Попросту: неудачник без денег и перспектив.

2) Отчуждение от основной массы российского населения, по критериям национальности, религии, страны происхождения и т.п. Попросту: россияне в массе для него чужие, их не жалко.

Понятно, что оба условия в максимальной степени достигаются именно в среде трудовых мигрантов. Доля отморозков среди мигрантов может быть не больше, чем среди остального населения. Но указанные два критерия наиболее кучно сочетаются именно в этой среде, и поэтому вербовщики в первую очередь будут работать с ней. Но по той же причине она является «ядерной целевой группой» и для любой эффективной контрпропаганды, нацеленной на борьбу с «наемным терроризмом». Если вы из соображений политкорректности будете нацеливать «педагогику Гуантанамо» на другие группы населения, скажем, на бабушек, сидящих у подъездов, то эффект будет значительно меньше, а терактов - больше.

У «педагогики Гуантанамо», которую нам продемонстрировали, есть еще один смысловой посыл, помимо «неотвратимости возмездия». В последнее время, благодаря западной массовой культуре, сформировался романтизированный образ массового убийцы как «крутого супермена-нонконформиста, который с презрением смотрит на окружающее быдло» и т.п. Яркий пример – германо-канадский фильм «Ярость» (2009). Понятно, что такой образ имеет вербовочный эффект и помогает подталкивать недоумков на эту дорожку. Кадры, где недавние массовые убийцы ведут себя как испуганные животные, вереща в страхе, и теряют остатки человеческого достоинства, имеют крайне полезный терапевтический эффект. Они радикально деромантизируют и десакрализуют образ массового убийцы.

«Практикующие психотерапевты в камуфляже» здесь даже перестарались. Террористы на этих кадрах выглядят такими униженными червями, что даже не верится, те ли это люди, что убивали. Может, не те? Может, настоящие террористы просто подарили им тачку, и парни на радостях поехали собирать грибы в Брянские леса? Заметна недоработка с режиссурой, из-за которой многие люди будут сомневаться в оценке происходящего и ассоциировать себя скорее с «жертвами произвола», чем с оперативниками. Ощущается недостаток в предваряющих кадрах, где террористы поначалу вели бы себя как «ницшеанские сверхчеловеки», лопались от пафоса, выражали презрение к России и ее гражданам. В идеале, арестовывать таких террористов (под видеокамеру) должна беззащитная хрупкая девушка без оружия, которая тоненьким голоском предложит им сдаться, чтобы избежать кровопролития. На что они, понятно, ответят матом, смехом, явно выраженным желанием изнасиловать и т.п., - покажут себя «во всей красе», в своей звериной сути. И только потом появляются крутые оперативники и «гордые сверхчеловеки» чудесным образом превращаются в испуганных животных.

Итак, у показанной нам «педагогики Гуантанамо» есть свой смысл, который в глазах властей перевешивает минусы, связанные с ущербом для реноме цивилизованной страны. К сожалению, у этого есть долговременный негативный эффект. Всеобщее одобрение подобных кадров неизбежно понижает ту моральную планку, которая удерживает наших правоохранителей от систематического применения пыток, выбивания показаний и т.п., применительно не к заведомым массовым убийцам, а к обычным подозреваемым и обвиняемым. Другими словами, это шажок в сторону «ежовщины». Напомню, что «ежовщину» осудил лично товарищ Сталин, а не какие-то «чахлые либерасты». Если эту тенденцию не останавливать, то мы придем к ситуации, когда Сталин будет казаться недостижимым идеалом гуманизма и законности.