Второе. Изначально «Тор» строился как единый комплекс на единственном шасси (масса которого лимитировалась, по сути, массой сопровождаемых танков). Однако сегодня крайне остро стоит вопрос резкого снижения массы комплекса и повышения его мобильности. Решение с 15-тонным АБМ – правильное, но недостаточное, ибо такой груз на внешней подвеске нести может только тяжелый вертолет Ми-26. При этом для АБМ нет необходимости быть конструктивно «единым», технически возможна и целесообразна его «декомпозиция» (де-факто это уже делается для «Тора» в «корабельной модификации») на составные части, пригодные к перевозке уже вертолетами Ми-8АМ(17).

Такое решение резко повышает и мобильность ЗРК, и возможности по закрытию «проблемых зон» по рельефу местности (с данным вопросом автор хорошо знаком по Камчатке – в т. ч. со специальными походами по оценке доступности для средств ПВО вероятных маршрутов пролета ракет противника в горных дефиле), да и просто экспортную привлекательность комплекса. Высокомобильных всепогодных (с РЛС) ЗРК в мире крайне мало, а то, что есть, например – «Рапира», имеет явно недостаточные ТТХ.

Третье. В ходе СВО крайне остро встала проблема контрбатарейной борьбы.

Здесь есть еще один существенный момент: понимая роль и эффективность ПВО Сухопутных войск ВС РФ, в последние годы на учениях США и НАТО целенаправленно отрабатываются вопросы их огневого поражения дальнобойной артиллерией (по целеуказанию средств радиотехнической разведки (РТР) – работе РЛС нашей ПВО на излучение). Соответственно, крайне остро встает вопрос контрбатарейной борьбы и такой ее важной составляющей, как РЛС артиллерийской разведки (ситуация с чем в ВС РФ, мягко говоря, оставляет желать лучшего).

При этом сами стрельбовые РЛС ЗРК обладают достаточно высокими характеристиками для обнаружения таких целей, как снаряд гаубицы или РСЗО, мина, вопрос в доработке специального программного обеспечения для расчета их траекторий и определения точки пуска (выстрела). Безусловно, эти возможности уступают специализированным РЛС и, следовательно, не могут их отменить. Однако специализированных РЛС заведомо недостаточно, и, кроме того, остро стоит вопрос обеспечения таких тактических подразделений, как, например, батальонная тактическая группа со средствами усиления, решающая самостоятельные задачи (в т. ч. в отрыве от основных сил). Возможность придания таким группам отдельных специализированных РЛС артразведки весьма ограничена, но ПВО против сколько-нибудь серьезного противника требуется всегда. В этой ситуации «звено» (пара) ЗРК типа «Тор-2» (при условии их доработки) позволяет значительно увеличить эффективность контрбатарейной борьбы и боевую устойчивость наших сил (и средств ПВО).

Решающим фактором в пользу «артрежимов» для стрельбовых РЛС ПВО является жесткий опыт СВО, острая проблема нашей артиллерийской разведки даже не недостатки артиллерийских РЛС и их нехватка, а то, что они (даже перспективные), работая, являются слишком заметными и приоритетными целями для поражения дальнобойной артиллерий противника (повторюсь – в США это отрабатывается целенаправленно). Т. е. РЛС обязана иметь эффективный режим работы в движении, однако даже перспективные «чисто артиллерийские» РЛС этой возможности не имеют. Например, указанные в статье «Развитие артиллерийской разведки путем использования интеллектуальной сетевой системы управления» (журнал ВА ГШ «Военная мысль», № 12, 2021, выделено красным) имеют исключительно стационарный режим работы, причем дистанции обнаружения снарядов таковы, что РЛС вынуждены работать заведомо в зоне уверенного огневого поражения противника.

Таким образом, перспективная система артразведки ВС РФ заведомо не обладает боевой устойчивостью против современного противника.

В этой ситуации возможность эффективной работы в движении (в т. ч. по скоростным малоразмерным целям), реализованная в новых модификациях ЗРК «Тор», становится исключительно важной – как для задач артразведки, так и просто для выживания нашей системы ПВО Сухопутных войск

Четвертое. Малые БПЛА.

Резкое увеличение опасности для современной бронетехники от БПЛА и таких средств поражения, как самонаводящиеся боеприпасы, остро ставят вопрос противодействия новым угрозам. Частично это реализуется в новых прицельных комплексах и боеприпасах типа снарядов с дистанционным подрывом (например, на БМПТ). Однако крайне остро стоит проблема «общего обнаружения» маловысотных малоразмерных целей над полем боя (особенно при их массированном применении).

Объективно данная проблема в рамках технических решений бронеобъектов «поля боя» удовлетворительных технических решений не имеет – прицельные комплексы гарантируют либо малый угол обзора (не обеспечивающий эффективного поиска таких целей, как малые БПЛА), либо заведомо недостаточную дальность и большую метеозависимость (в случае применения РЛ-каналов ММ-диапазона). Установка РЛС с требуемыми характеристиками технически возможна, однако тактически нецелесообразна, ввиду ее крайней уязвимости на поле боя (при значительной стоимости).

При этом уже около 5 лет назад для бронеобъектов были разработаны достаточно эффективные снаряды с дистанционным подрывом калибра 30 мм (в т. ч. на БМПТ), которые являются весьма эффективным средством борьбы с БПЛА. Проблема в их первичном обнаружении – именно в первичном, т. к. при наличии хорошего целеуказания возможности новых (модернизированных) прицельных комплексов обеспечивают эффективное поражение БПЛА 30-мм снарядами с дистанционным подрывом (причем с хорошими показателями «эффективность/стоимость»).

Т. е. имеем на бронеобъектах поля боя «хороший боеприпас и прицел», но крайне слабые возможности обзора и обнаружения малоразмерных БПЛА. Вместе с тем у специализированных средств ПВО проблемы противоположные – возможности обнаружения имеются (порядка 3–6 км для современных обзорных РЛС СМ-диапазона – наиболее оптимального для таких задач), но использование дорогостоящих ЗУР для поражения таких целей, как малые БПЛА, часто нецелесообразно (и очень непрактично по критерию «эффективность/стоимость»). Попытки создания «специальных дешевых» ЗУР против БПЛА идут туго, в т. ч. по причине высокой стоимости таких ЗУР и больших сложностей по ее снижению.

Очевидное решение – обеспечение тесного тактического взаимодействия между «бронеобъектами поля боя» со снарядами с дистанционным подрывом и ЗРК ПВО Сухопутных войск малой дальности ЗРК МД, действия на относительно безопасных дистанциях от переднего края. Такого взаимодействия, которое на уровне непосредственно решающих общую задачу в рамках отдельного подразделения должно осуществляться «напрямую» (а не через «голову» вышестоящих органов управления).

ЗРК МД при этом поражают наиболее опасные и «сложные» цели (самолеты, вертолеты, «большие БПЛА», высокоскоростные УР типа «Мейверик» и т. п.), а бронеобъекты с дистанционными снарядами, имея первичное обнаружение от РЛС ЗРК МД, «выкашивают» цели типа малых БПЛА.

На страницах «Военного обозрения» этот вопрос уже поднимался в статье 01.12.2020 года «На острие противостояния: БЛА против ПВО», однако есть смысл в ближайшее время вернуться к этой тематике снова.