Полностью здесь
Про огнеметчика
Учебный полигон был под Москвой, там и произошло распределение по родам войск. Не знаю уж по каким критериям нас выбирали, но я попал в огнеметчики. Там все показали, и из огнемета дали выстрелить, правда, – водой! Видимо, боялись, чтобы кто-нибудь не поджегся. Надо сказать, что огнемет – страшное оружие, эффективное. Тут не надо никакой пехоты: трое огнеметчиков могут всю линию обороны сохранить. Невозможно укрыться от такого огня (1500 0 С) – все горит. Если огневая капля на человека попадет, то бесполезно тушить, только одежду срывать, да и то не успеешь – все моментально происходит. Неудобство было в том, что дальность маленькая. Для атаки надо было подползти метров на 20. Уже после войны сделали такие огнеметы, которые больше чем на 200 метров стреляют.
По окончанию учебы дали мне звание ефрейтора и отправили на фронт. Там скоро получил младшего сержанта, а затем и сержанта. Командовал огнеметным подразделением на 1-м, 2-м Прибалтийских и на 3-м Белорусском фронтах. Воевать пришлось в составе штурмовых групп. Задача была – уничтожать технику и живую силу противника, расчищать путь пехоте. Все артиллерийские и инженерные группы шли сзади. Атака всегда начиналась с артподготовки, – должны были через нас бомбардировать, но иногда и в нас попадало. Ну, связь тогда была не то, что сейчас, когда до любого угла можно дозвониться.
Было у меня под командованием десять человек. А на задания ходили так: выбирали самую плохую погоду. Слякоть, дождь, снег идет, туман, ночь – вот наша работа. Мы грязные были как поросята. Любое препятствие как можно преодолеть – все подползать и как можно ближе. Очень сложно вот с человеком. Я опытным был в этом отношении. Всегда знал своих подчиненных. И сейчас всех по именам помню – Ваня, Коля, Федя. На задания ходили по трое, больше нельзя было. Убивали нас как не знаю кого… Вот беру троих и наставляю: «Если только ракета и ты вот так руку поднял, не убирай, так и держи. Голову поднял, не кивай». Там ведь если что неправильно сделал – все, будешь убитым.
Ну что запомнилось. Вот, моя первая операция. Было как раз наше наступление в Белоруссии. Стали немцы отступать, а мы сознательно не стали пересекать их дорогу. Сказал своим: «Лежать и не шевелиться». А расположились мы в кустарнике. Сначала они разведку пустили мимо нас. Подальше прошли, поближе – мы их не трогаем. Потом пошла техника, стали боеприпасы вывозить. А нам это важнее. Когда машины пошли, я в центр нацелился, сегментом провел – машины загорелись. И как успел я отскочить – взорвалось все там, а воронки остались – не пройти, не проехать.
Потом вот еще одно мое задание. Было это под городом Проэкуль, в Латвии. Опыт уже имел большой, но потерял к тому времени 10 человек (один остался). Попросил пополнение, дали молодежь. А молодежь – ведь это хуже нету. Когда обстрелянный солдат, он хоть соображает. Во время наступления сделали засаду около дороги. Смотрю, идет машина легковая вроде нашего «Москвича». Мы с товарищем (Толя звали) выскакиваем с двух сторон, стволы наставили, машину остановили. Дверь открываю, смотрю – там офицеры. Первого схватил за грудки, вытащил. Они не сопротивлялись, так как просто не ожидали нас, настолько мы все по-умному сделали. Ведь их разведка прошла, пехота прошла, им по рации доложили, что все спокойно. Этот момент мы и выждали.
Значит, кого-то вроде генерала я сам повел. Когда я схватил его, грешным делом, орден, крест у него оторвал, – думал, жив буду, хоть людям покажу. С дороги свел его, а он дальше не идет и говорит что-то по-своему. Я их языка не понимаю, а идти надо метров 200 еще и некогда разбираться. Как влепешил ему! Нервы-то не выдерживают. Там это просто. Я его ударил, он упал, я его пинками: «Давай! Вставай!». Завожу его взашей к командиру в штаб. Там переводчик сидел и перевел его: вот де, сержант огнеметного подразделения избил генерала. А командир еще ко мне подходит, обнимает – «молодец!», — говорит.
Вообще, меня уважали. Первым из батальона получил Орден Славы, потом первым же получил вторую награду, третью. Убивали же у нас часто. В плен у меня никто не сдавался. Все этого боялись, но не было такого. Моя задача была по инструкции, по секретной: если только меня окружили, я должен сам себя убить (пистолет у меня был) – да, это моя обязанность была, как и каждого огнеметчика. У пехотинцев такого не было. А еще я обязан был огнемет открыть, горючее выпустить, патроны разбросать, в общем, уничтожить оружие. И никто даже не мыслил плена, ни в коем случае. Все знали свои инструкции, под ними подписывались по поступлении в огнеметные войска. И установка внутренняя была: лучше умру, но не сдамся.
Отредактировано профан (2014-02-10 08:45:32)