— Расскажите, с чего для вас начиналась эта война? Когда стало понятно, что придётся брать в руки оружие?

— Началась для меня война с телевизора, когда смотрел, что там творится на Майдане. Сначала смотрели и думали, что всё это скоро закончится. Никто не думал, что до нас дойдёт. Но потом оно к нам пришло. В марте [2014 года] уже начали создавать здесь блокпосты, за городом перекрывали трассы. Тогда в марте я пришёл первый раз на блокпост, а в мае уже ушёл с работы и встал в ряды ополчения.

— У вас был до этих событий боевой опыт или опыт работы в силовых структурах?

— У меня был опыт боевых действий. Я служил срочную службу в спецназе внутренних войск в Нагорном Карабахе. Принимал участие в боевых действиях. Но это была армия, и никто не думал, что это снова повторится через двадцать с лишним лет. Сказал своим родным, что если не я, то кто. Я хоть знаю и умею что-то. Конечно, кое-что подзабылось, но пускать вперёд необстрелянных – это не очень красиво. Поэтому вопрос сам собой у меня решился. Есть люди, которые рассказывают, что кого-то там жена или мама не пустила, а я вывез семью и пошёл.

Вы сами себе не представляете, чем мы защищали город. Поставили блокпосты, положили бетонные плиты. Стоят люди, а у них из вооружения бутылки с зажигательной смесью и одна дубина с гвоздями. Сплошной энтузиазм, ничего больше.

— Что послужило отправной точкой для того, чтобы перейти непосредственно к вооружённому сопротивлению?

— Сейчас расскажу интересную историю. У нас перед этим всем был так называемый «ленинопад». То есть, приезжали товарищи с западных и центральных областей украины и разрушали памятники Ленину. В один прекрасный вечер, где-то в полдесятого, мне позвонили: «К нам едут!». Я собираюсь, жена спрашивает, мол, ты куда собрался? Отвечаю: «Я поехал защищать Вовку». Ну это мой памятник, я при нём родился, вырос, а тут едут непонятные люди, которые будут его ломать…

А когда против мирного населения пошли уже национальная гвардия, регулярные войска украины, тогда уже естественно взялись за оружие.

— Откуда взяли оружие?

— Нашли вооружение. Немного, но что-то было. Охотники пришли со своим оружием, часть была в СБУ, оттуда припёрли. Здесь пару укроповских машин остановили, забрали стрелковку. Мало-мальски вооружились… Потому что они тупо шли нас убивать. Никто не хочет, чтобы его убивали. Встали казачки, встали неказачки, создали так называемое ополчение и устроили бунт на корабле.

— Первый бой отложился в памяти? Как всё происходило?

— Первый такой бой хороший мы приняли на Македонских буграх в районе села Македоново. Для меня это была не проблема, участвовал, знаю, что и как. Те навыки, которые успел забыть, быстро восстанавливаются в памяти, тем более в такой ситуации. Но реакция людей, первый раз оказавшихся в бою, была довольно такая чудная. Случалось, что и оружие бросали, потому что страх есть страх. Когда в тебя стреляют, приятного мало. Вышли из первого боя хорошего не без потерь — были раненые, «двухсотых» не было.

— Это когда, в каком месяце было?

— Июнь, наверное, или июль 2014-го. А первые потери батальона были у нас в Георгиевке. Погибли разведчик Серёга и водила Сашка. Водителя не довезли немного, умер от потери крови. А Серёга сразу, ранение в голову… Жалко, конечно… Но опять же, потери были от неподготовленности людей, потому что многие видели оружие только в телевизоре или на уроках НВП в школе. Потом, конечно, потихонечку начали втягиваться. Маленькие боестолкновения постепенно закаляли людей. И уже на Дебальцево вышли довольно подготовленными, не боялись и пострелять, и побегать.

— Принимали участие в освобождении Дебальцево?

— Да, я был в разведке бригады «Призрак». Долго очень щупали, щупали, искали места, где можно нормально пройти, прорвать оборону. Было интересно. Зима удалась не очень морозная. Были морозы, конечно, хорошие, но не очень долго. На выходы шли в белых маскхалатах, а возвращались в коричневых от глины, грязные, мокрые.

— Что больше всего запомнилось в Дебальцево?

— Голодные собаки там бегали (смеётся). Худые!! Страшные!!

— Не кормили их укропы?!

— Не кормили, да. Ни людей своих не кормили, ни собак… Сами понимаете, волонтёры возят людям, которые за это платят деньги, то есть наёмникам всяким разным, национальным батальонам в основном помогают. Они лучше одеты, у них лучше экипировка и снабжение. Были там отдельные непонятные группы, которые просто приехали пострелять, людей поубивать. А ВСУ как были, так и остались… Выходили на нас оборванные, страшные, ну прямо как собаки.

— Что представляли собой эти нацбатальоны?

-Часто путаются понятия между нацгвардией и националистами. Нет, нацгвардия – это бывшие внутренние войска, в основном срочники. А нацбатальоны – это в основном были дядьки в возрасте, пришедшие никак не по зову сердца, а за деньги. Очень много брали как «языков», так и просто пленных, да и сами они сдавались и рассказывали, что приезжали сюда воевать за 3-4 тысячи гривен. То есть, на украине совсем делать нечего, дома четверо детей осталось, а оно приехало чёрт знает откуда за 4 тысячи гривен нас убивать. Всё, секир-башка.

— Замечали какие-то отличия в действиях, поведении ВСУшников и нацбатовцев?

— ВСУ себя ведут как обычные армейцы. Есть приказ стрелять – они стреляют, нет приказа – не стреляют. Конечно, в семье не без урода, бывают такие случаи, когда они без приказа открывают огонь, но, в основном, нет. Нацбатальоны или какие-то бандформирования работают без согласования с войсками ВСУ, без согласования со своим руководством, ведут огонь по мирным. У них это в порядке вещей. Для них законы не писаны.

— Как происходил процесс создания армии Луганской Народной Республики, интеграция всех этих самостоятельных отрядов ополчения в состав единых вооружённых сил ЛНР?

— Отряды отрядами, банды бандами, но если не будет единоначалия, то эти разрозненные группы всё равно кто-то переловит и уничтожит. Согласованности действий не было, а от несогласованности возникало очень много проблем. Случалось, попадали под дружественный огонь. При том весь этот бардак и бедлам происходил как на нашей, так и на их стороне. То есть, заходили отдельные подразделения, были отдельные стычки и порой не понятно, кто с кем воевал. Естественно, это всё надо было упорядочивать. Руководством ЛНР был создан единый штаб, из которого мелкие разрозненные отряды приводили к единоначалию.

— Как часто сейчас происходят обстрелы и провокации со стороны противника?

— Регулярно. Они часто вытягивают нас на пострелять. В 2016 году мы стояли на Трёхизбе и наблюдали такую картину: укропы выводили с собой оператора, который снимал в нашу сторону. В это время они по нам начинали работать, мы открывали ответный огонь, а оператор снимает и в их новостях потом выходит репортаж о том, что это мы начали огонь, а они якобы вели ответный. Такая информационная провокация. Сейчас ещё у них много беспилотных летательных аппаратов. Запускают беспилотник, начинают работать.

— А ударные беспилотники они сейчас применяют?

— Да. Сбрасывают взрывчатые вещества. И довольно-таки метко кидают.

— То есть, были потери?

— Потерь, к счастью, не было, были разрушения. Сейчас я тебе покажу, если никто не выкинул… Это вот непосредственно то, что прилетело. Граната разорвалась, взрыватель остался. Вороночка осталась, вот из неё я ножиком выкопал.

— А сбиваете вообще эти «птички»?

— Я вам скажу, что стрелять в беспилотник надо уметь. Он маленький, этот квадрик, и летает высоко, обычно метров 300. То есть, это лотерея по большому счёту. Попасть в маленькую коробочку на высоте 300 метров крайне сложно.

— Недавно на трёх участках происходило разведение сил. Как вы считаете, имеет ли оно какое-то положительное значение?

— Думаю, что в моральном плане да. И мирным будет поспокойнее. Они ведь стреляют по населённым пунктам, где люди живут. У нас есть тут горячая точечка интересная, называется Сокольники. Было хорошее большое село, красивые места возле речки. Теперь нет ничего, остались только кущери и руины. До такой степени его разнесли. И жителей там, соответственно, нет. А в соседних населенных пунктах живут мирные, и по ним постоянно работают. Если их войска сейчас отвести хотя бы на два километра, то они не будут мирных тревожить хотя бы из стрелкового оружия. Чем-то тяжёлым всё равно будут стрелять, это у них, паразитов, в крови. А от стрелкотни хоть как-то обезопасит людей.

— Как вы считаете, чем должна закончиться эта война?

— Нашей победой!

— Победу все понимают по-разному — освободить полностью бывшие Донецкую и Луганскую области, вернуть всю историческую Новороссию, дойти до Львова…

— В 2014 году, когда дали противнику отпор, было сумасшедшее воодушевление просто. Дай волю, гнали бы их до самой польской границы. Конечно, командирам-то виднее. Понятно, что не хватило бы у нас для этого ни сил, ни средств. Не знаю, до какой границы дойти. Если мы выйдем только на бывшие границы Луганской и Донецкой областей, а дальше тоже живут люди? Как с ними быть?

— А допускаете ли примирение в каком-то виде с украинской стороной?

— Никак нет. Я думаю, очень много друг другу нанесли физических и моральных обид и оскорблений. Может быть, как говорят, время лечит, и когда-нибудь как после гражданской войны лет через двадцать-тридцать, поколение это уйдёт. Вот у меня ребёнку было 12 лет, когда укроповские детки игрались на уличке, а этот бегал и говорил: «Папа, я знаю, что мне надо делать, надо в первую очередь взять документы и спуститься из квартиры». То есть, ребёнок в 12 лет думал не о том, как ему в футбол гол забить, а о том, как ему где-то от бомбежки спрятаться и остаться в живых. Поэтому, как вы думаете, сколько должно пройти времени, чтобы смириться с этой войной? Я не думаю, что там в украине только один Порошенко или Зеленский плохие, а все остальные хорошие. Ничего подобного.

— Каким вы видите дальнейшее будущее Луганской Народной Республики?

— Думаю, что будет полная интеграция в Россию. Скорее всего, так и будет. Маленькой республике самой выживать очень тяжеловато, сами понимаете. Если мы вольёмся в состав России, это будет очень замечательно. Тем более, Русская весна для того и начиналась, чтобы войти в состав Российской Федерации. Не просто дайте нам самостоятельность, дайте нам автономию в составе украины. Нет! Когда украина себя так повела по-хамски, по-свински, то всё, идите вы куда хотите, а мы пойдём туда, куда нам надо. Наши территории насильно присоединили в 1923 году, так будьте любезны, давайте мы теперь назад отсоединимся. Побыли и хватит. Достаточно натерпелись!"

https://sun1-14.userapi.com/c635100/v635100978/5730d/