Если лидер одной из группировок чрезмерно усиливается, лидеры других группировок просят президента выровнять ситуацию. И президент выравнивает. Если он не станет этого делать, группы отставят свои разногласия и объединятся против президента. Потому что усиление одного из них влечёт опрокидывание сложившейся структуры власти. Не допустить этого – их общий интерес. На этой основе они могут войти в блок против президента.

Не допустить возникновение такого блока – задача любого президента. В принципе, объединение нескольких групп против какой-то одной вполне может блокировать эту группу, но решение президента тут решающее. Именно ради этого президент и нужен всем группам. Если группы решат, что президент больше им не нужен, ибо опасен, они в состоянии его изолировать и добиться отставки. Они выдвинут другого президента, и если они сговорятся с зарубежными группами влияния, то это удастся им ещё легче.

А они непременно сговорятся, ибо в России у всех властных групп от либералов до силовиков за границей остались какие-то счета или живущие родственники. То есть зацепки остались у всех, никто полностью связи не порвал.

В таком раскладе президент обречён применять огромные усилия для сохранения баланса сил во власти и предотвращения сговора против себя. Может он это сделать только в случае приложения всех сил к сохранению позиций каждой группы – только тогда он останется им нужным. Сохранение системы власти в балансе означает именно сохранение позиций каждой группы в неущемлённом состоянии. Забота о сохранении системы защиты интересов всех элитных групп – первое и главное дело президента.

Для сохранения этих интересов в постоянно меняющихся условиях внешней и внутренней среды президент порой идёт на непопулярные у населения меры. Причина не в желании угодить богатым против бедных, на чём строят свою пропаганду популистские оппозиционные группы. Всё глубже. Интересы элитных групп, прежде всего, лежат в экономике и работе предприятий. Любая попытка изменить что-то в интересах других групп элиты есть попытка провести изменения в работе предприятий и обслуживающих их банков.

А такие изменения могут привести не к улучшению, а ухудшению работы предприятий. Ибо любая инновация – это сбой настроек системы и новые вводные, на адаптацию к которым нужно время. То есть это ударит не только по результатам работы предприятий, но и по работникам, а так как работники – это электорат, то президент стремится не допустить превращения недовольства собственников и недовольства работников в одно целое. Это не всегда удаётся, но стремление присутствует.

Объективно, если требуется коренная реформа экономики, то президент не идёт на это до тех пор, пока полностью на придут в негодность имеющиеся рычаги управления. Когда это случится, не будет сопротивления со стороны крупных собственников и управляющих отраслями. Или это сопротивление будет блокировано требованиями работников. При этом работники не станут возмущаться, если в результате реформ сначала будет иметь место снижение уровня жизни, как всегда бывает, когда старая система сломана, а новая пока создаётся. То есть работники должны понимать, что сохранение системы хуже, чем её замена, сопровождаемая неизбежным временных ухудшением жизни.

Поймать точку совпадения согласия элит и общества на перемены – не только вопрос политического искусства, но вопрос выживания политика, а ещё более важное – выживания возглавляемого им государства. А поскольку критерии тут только субъективные, то у всех в обществе разное мнение о том, когда такой момент наступит.

Если президент замыслит ввести в систему новые силы, он начнёт их создавать и продвигать. Старые элиты немедленно увидят это и попросят прекратить или не попросят, как и произошло со Сталиным и старыми элитами в 1953 году. Это станет моментом кризиса: если президент согласится – он покажет слабость и погубит себя. Если не согласится – вступит в войну с ними, и это будет авантюра, грозящая государству смертью. Это единственная и главная причина, по который Путин не подтягивает во власть так называемых патриотов и не пытается сделать из них альтернативный корпус элиты, которому можно передать власть в период кризиса.

В этом случае возникнет такой страшный системный кризис власти, что развал станы будет иметь примерно 90% вероятности, и только 10% будет иметь вероятность успеха. Понятно, что ни один вменяемый руководитель страны на это не пойдёт. Он предпочтёт выжидать дальнейшего изменения в состоянии экономики и раскладе сил. Именно они создадут новые возможности – с учётом внешнеполитического фактора, имеющего громадное, если не вообще определяющее значение. В любом случае оперировать президент намерен с имеющимися во власти силами и не создавать новых. Пока не создавать новых.

Всем, кто требует от президента способствования созданию новой, левоцентристской и нелиберальной элиты, должен понимать – такое действие означает перчатку войны, брошенную президентом нынешним элитам. Война – это взаимное уничтожение участвующих в ней сил. Позволить себе сейчас такую безумную роскошь Россия не в состоянии.

Именно этим и определяются все шаги Путина по составу правительства и по содержанию внутренней политики, вызывающей столько споров и нареканий. Иной путь – это диктатура. И поскольку такой путь ещё более нереален, то существующая актуальная политика является единственно возможной из всех вариантов. Это политика выжидания условий для мелких шагов и совершения этих шагов по мере возможности. Политика – это действительно искусство возможного, а не желаемого.

Халдей Александр

Эффекты, кстати, уже заметны. В ресторанах и кафе стали просить в оплату наличные деньги, люди перестали переводить даже небольшие суммы с карточки на карточку, а явно предпочитают наличные, очень многие мои знакомые предприниматели стали оформлять инвалидность. Да, разумеется, это новая отрасль экономики, но доходы от нее, в основном, пойдут «в черную», зато бюджетные расходы вырастут. Как и, например, жилищные субсидии.

В целом, я бы сказал, что вся нынешняя пенсионная реформа — это политическая операция, причем попадающая под российский УК в той его части, которая требует наказания за разжигание ненависти к той или иной социальной группе. В нашем случае такой группой является чиновничество или, иначе, власть. И эту статью я прошу рассматривать как обращение в Прокуратуру (или Следственный комитет, я уж не знаю, кто такие дела сегодня рассматривает) с целью открытия соответствующего уголовного дела.

Но, возвращаясь к Путину. Его поправки, в общем, это просто легализация тех бюджетных социальных выплат, которые будет необходимо делать, если эта реформа, все-таки, будет реализована. Причем далеко не всех таких выплат, а только части их. И, соответственно, они все (и те, которые Путин проговорил явно, и те, о которых он не сказал) должны быть учтены в бюджете. Странно было бы, если бы это не было сделано.

За одним исключением. Дело в том, что и правительственные чиновники, и чиновники Минфина, и те политические организаторы, которые всю эту историю курируют (частично они еще сохраняют свои посты, частично — нет) отлично понимают, что к экономике эта реформа отношения не имеет. Что ее экономическое и бюджетное обоснование — полная туфта, которая не может быть использована ни в какой практической деятельности. А потому пересчитывать ее нет никакой необходимости. Они ничего и не делали — что зря время терять.

Но вслух они это сказать не могут. И когда Путин задал соответствующий вопрос, они оказались в дурацкой ситуации: не могут же они при всех сказать Путину — ну, Владимир Владимирович, вы же все понимаете, это политическая атака против вас, мы здесь чисты исполнители, это команда МВФ, ну что вы к нам пристаете! Не нравится вам наша деятельность — ну увольте нас, мы спокойно поедем на Лазурный берег с украденными бюджетными деньгами. А если уволить не можете, то не приставайте с вашими глупыми вопросами.

Думать они так могут (и, могу уверить, именно так и думают, разве что готовы еще немножко поработать, «на благо счетов в Лондоне или Нью-Йорке), но вслух сказать не могут, так даже в 90-е иногда стеснялись говорить на камеру (в кулуарах — не стеснялись). А потому рассматривают поведение Путина как откровенное издевательство. Но — вынуждены делать вид, что вышел конфуз, что они ошиблись и больше такое безобразие не повторится. То есть — бюджетные показатели будут пересчитаны.

Теоретически, это требует пересмотра бюджета. Будет Минфин и правительство это делать или нет — вопрос отдельный. Но сама по себе постановка вопроса Путиным показывает, что он отлично понимает, что означает пенсионная реформа. И то, что она не имеет отношения к экономике, и то, что она имеет очень серьезное отношение к политике. Но — эта же постановка вопроса показывает, что к решительным действиям он пока не готов. Но, считает необходимым готовность к ним оставить за собой.

Иначе, это заявление Путина означает, что, с одной стороны, он не является послушным исполнителем воли либеральной команды (о чем много пишут его критики), а, с другой стороны, что он пока считает преждевременным (или даже невозможным) ее вычистить из исполнительной власти. Почему, мы не знаем. Некоторые аргументы я приводил, но уверен в том, что они далеко не носят исчерпывающего характера. Но, с учетом роста политической напряженности, я склонен считать, что точка принятия выбора стремительно приближается.

Михаил Хазин