— Сейчас большое значение приобрела тема возвращения сирийских беженцев, которую вы обсуждали 20 августа в Москве с главой МИД РФ Сергеем Лавровым. Сколько действительно сирийских беженцев в Ливане? Как я слышал, их реальное число выше, чем заявляемые официально 1,5 млн человек. Когда, по вашему мнению, они все смогут вернуться в Сирию?
— Если говорить о количестве сирийских беженцев, то представьте, что в Россию въехало более 100 млн китайцев. Это масштаб того, что происходит в Ливане.
Что касается сроков их возвращения, то я понимаю, что это не может произойти одномоментно, это постепенный процесс. Он зависит от того, где в Сирии продолжается конфликт и где установились мир и стабильность. Этот процесс займет определенное время, но начинать его надо сейчас. Российская инициатива предлагает хорошие рамки для того, чтобы он стал реальностью.
Представьте, что в Россию въехало более 100 млн китайцев. Это масштаб того, что происходит в Ливане
Есть к тому же разные категории беженцев. Некоторые покинули страну по экономическим причинам, а не из соображений безопасности и политики. У кого-то остались дома, у других они уничтожены. У некоторых хорошие отношения с правительством [Сирии], другие находятся с ним в конфликте, так что должно произойти примирение между ними и Дамаском. Так что лучшее решение здесь — начать работать по запуску этого процесса.
Однако главный политический принцип здесь — поощрение возвращения, а не того, чтобы они оставались.
— Можно ли рассчитывать, что этот процесс завершится в следующем году, или потребуется более длительный срок?
— Это зависит от способности профинансировать восстановление Сирии. Этот процесс сейчас медленно начинается и в следующем году ускорится, но не завершится.

— Если говорить в целом о ситуации в Сирии, как вы считаете, можно ли сказать, что война в Сирии окончена и президент Башар Асад победил?
— Можно говорить, что крупномасштабная война заканчивается. Очевидно, что есть какие-то очаги конфликта, намеренно оставленные на сирийской территории, чтобы дестабилизировать ситуацию. Но большая война заканчивается, особенно если разрешится ситуация в районе Идлиба. Но это не означает, что с терроризмом в Сирии покончено. Он остается под защитой некоторых стран и сил, которые используют терроризм, экстремизм и исламистские движения для распространения хаоса. С этой точки зрения, идеологически, война не завершается, но она заканчивается «на земле» на большей части сирийской территории.
Но, конечно, замысел, который существовал в отношении Сирии, провалился, как провалился в 2006 году в Ливане (речь идет о конфликте между Израилем и движением «Хезболлах» на юге Ливана  в 2006 году — прим. ТАСС). Он провалится везде, где предпринимаются попытки насадить правила и решения, которые не соответствуют реалиям региона и его населения.
— О каких странах и силах вы сейчас говорили? Это западные страны, Саудовская Аравия?
— Есть большое количество сил, которые действуют совместно и пытаются использовать в своих интересах экстремизм и терроризм, чтобы получить контроль над регионом. Эти планы во многих отношениях провалились.
Я не знаю, куда именно они дальше направят свои усилия, но, как кажется, сейчас такие попытки предпринимаются против Ирана. Это, к сожалению, вызывает конфессиональные противоречия — конфликт между суннитами и шиитами, а большинство жителей региона расплачиваются за это.
Единственное решение здесь — обеспечить существование диверсифицированного общества во всем регионе. Только тогда можно противостоять терроризму. Вот почему использование терроризма в таком масштабе не ограничивается только Сирией и регионом, но и распространяется на Европу. Против этой угрозы должны выступить многие западные страны и силы.

— Вы затронули ситуацию «на земле» в Сирии. Действует ли еще в Сирии движение «Хезболлах»? Как к этому относится ливанское государство? Вы не опасаетесь, что представители этого движения могут радикализироваться и создать сложности внутри Ливана?
— Нет. «Хезболлах» — это не просто движение, это часть ливанского общества. Однако официальная позиция ливанского правительства заключается в том, что действия «Хезболлах» в Сирии не поддерживаются правительством. В Сирии действует «Хезболлах», а не ливанское государство. Официальная позиция Ливана — оставаться в стороне от конфликтов в регионе, потому что мы не хотим, чтобы они затрагивали нашу страну, особенно если они оказываются связаны с нашими внутренними вопросами. Это способ защитить Ливан от нестабильности вокруг. Поэтому мы никогда не поддерживали эту политику [присутствия «Хезболлах» в Сирии].
Мы хотим, чтобы Ливан оставался в стороне от каких-либо действий, направленных на внешнее вмешательство, чтобы не давать иностранным силам предлог для вмешательства в наши внутренние вопросы.
В Сирии действует «Хезболлах», а не ливанское государство
Но пока «Хезболлах» вместе с другими силами и странами, в том числе с Россией, борется с терроризмом в лице «Даиш» (арабское название запрещенной в РФ террористической группировки «Исламское государство», ИГ — прим. ТАСС) и «Джебхат ан-Нусры» (запрещенная в РФ террористическая группировка — прим. ТАСС), а Ливан против этих организаций.
— И они — «Хезболлах» — пока продолжают воевать в Сирии?
— Да, на этом уровне, в борьбе против терроризма, у нас одни цели — победа над терроризмом. В то время как другие страны и организации прямо или косвенно поддерживают терроризм.

— Есть другая сторона сирийского конфликта. Мои друзья из Ливана говорят, что некоторые боевики отрядов оппозиции приезжают в Ливан, чтобы отдохнуть после боев в Сирии, и они предполагают, что даже некоторые террористы приезжают на отдых в Ливан. Действительно ли это так?
— Вы имеете в виду, что террористы из «Ан-Нусры» отдыхают в Ливане?
— Нет, я имею в виду не это. Я имею в виду боевиков из отрядов оппозиции. Я не сомневаюсь, что настоящие террористы не могли бы найти убежища в вашей стране.
— Да, был период, когда через Ливан прошло очень много иностранных боевиков и вооруженных групп, представляющих все стороны конфликта. И, к сожалению, их поддерживали некоторые внутренние силы в Ливане. Сейчас это уже не так. За нашими границами ведется более пристальное наблюдение, они лучше контролируются ливанской армией, хотя это не означает, что больше не существует контрабанды. Но в Ливане нет хорошо организованной террористической сети, члены которой выезжают в другие страны. Она может существовать в электронном или виртуальном пространстве, но ее нет на месте, и не существует сети террористических группировок, которые действовали бы в Ливане.
— А как насчет бойцов оппозиции?
— Даже если [в Ливане] есть некоторые [представители вооруженной оппозиции], которые прячутся в лагерях сирийских или палестинских беженцев, у них нет большого пространства для маневра. И если они еще остаются на территории Ливана, у них все меньше и меньше свободы действий благодаря мерам, принимаемым силами безопасности. Правительство и народ Ливана однозначно выразили намерение избавиться от любой террористической идеологии, террористической деятельности и присутствия террористов, а также любых групп и отрядов террористов.

— Я хотел бы закрыть тему Сирии и задать вопрос о сотрудничестве с Россией в области экономики. На встрече с господином Лавровым вы упомянули о том, что будет проведен второй тендер на разработку нефтегазовых месторождений на прибрежном шельфе с участием российских компаний. Когда он может состояться?
— Для начала мы открываем торги за новую площадку для любой компании, которая отвечает необходимым требованиям для участия.
Мы приглашаем российские компании принять участие в этом раунде торгов, и если они сделают лучшее предложение, то могут выиграть. Мы предлагаем им не выиграть, а, во-первых, принять участие [в торгах], во-вторых, сделать не просто хорошее, а лучшее предложение, и в-третьих, выиграть, если у них будет лучшее предложение в соответствии с нашими критериями.
Разрешение на начало следующего раунда было дано правительством на последней сессии, и он может состояться в любое время с настоящего момента и до конца года. Это дает российским компаниям новую возможность принять участие [в тендере], но для того, чтобы добиться успеха, надо будет победить в честном соревновании. Я надеюсь, что российские компании станут частью этого [проекта].

— Хотелось бы задать вопрос о сотрудничестве в военной сфере. Российское вооружение имеет давнюю историю использования на Ближнем Востоке, оно было популярно в советское время и остается популярным сейчас. Могли бы вы рассказать о каких-то конкретных планах в этой сфере? Заинтересован ли Ливан в закупке зенитно-ракетных систем С-400?
— Это зависит от возможности Ливана финансировать такие закупки. Мы заинтересованы в том, чтобы усилить наши службы безопасности, ливанскую армию, для того чтобы у нас было больше человеческих, финансовых и логистических ресурсов для контроля над страной и ее границами. Да, мы заинтересованы, но нам нужны соответствующие возможности и средства, возможно, их удастся найти с помощью частного сектора. То есть мы заинтересованы в военном, экономическом и политическом сотрудничестве, а также взаимодействии в области безопасности с Россией, но это требует средств, которых нам не совсем хватает, если только Россия сама что-то не предложит или профинансирует на долгосрочной основе.
— Обсуждалась ли возможность такого финансирования военных закупок?
— В этот раз данный вопрос не обсуждался с такого ракурса, об этом упомянула российская сторона, и мы продемонстрировали заинтересованность в подобном обсуждении и заключении соглашения. Я надеюсь, что это произойдет и наше сотрудничество принесет выгоду и России, и Ливану.
— Возможно, вы могли бы рассказать, в каких видах вооружений Ливан заинтересован больше всего — вертолетах, БМП, системах С-400?
— Мы заинтересованы очень во многом, но мы знаем предел наших возможностей, наших средств, а также необходимости согласия на эти закупки со стороны остальных. Позвольте мне не вдаваться в детали. При этом я хотел бы подчеркнуть, что надо работать исходя из необходимости обеспечения наибольшего блага ливанского народа.